Гейвин Лайелл - Темная сторона неба

После того как мы высадились, Никос посоветовал:

- Обратитесь к Николаосу Димитриу. Он говорит по-английски.

Я помахал ему рукой. Хертер сел в лодку, и они отчалили, а мы потопали по песку.

По центру равнины ширина песчаного пляжа составляла ярдов пятьдесят, и песок лежал плотно. Обернувшись, я понял, почему: в шторм волны могли докатываться сюда, беспрепятственно разгоняясь от самого горизонта, а во время зимних штормов могли забегать много дальше.

Впереди и справа от нас на крутой горе расположились беленькие дома. Вверх была протоптана узкая извилистая тропинка, исчезавшая за первыми домами. Была и другая тропинка, которая вела в песке меж зарослей травы. Я думал, что там топко, но оказалось, что нет. Здесь должен был быть бы ручей, но ручья не оказалось: видно, жители запрудили его и разбирают его воду выше.

Я возглавил шествие. Ровная трава тянулась ярдов сто пятьдесят, потом равнина стала сужаться к роще кипарисов.

Если там между деревьев и был самолет, я его пока что не видел. Так было, пока мы не подошли ярдов на двадцать к крайним деревьям. Только тогда я и заметил его очертания среди деревьев. Зрелище было диковатое, ничего подобного я не видел.

Это была "Дакота", лежавшая на брюхе с распростертыми по земле крыльями. Самолет расположился носом от нас, вверх по склону и слегка развернувшись влево - в таком положении, в каком он прилетел сюда на отдых десять лет назад. К этому времени самолет оброс деревьями, так что с воздуха его и не заметишь - разве что пролетишь прямо над ним, да и то если обратишь внимание на странный силуэт, очерченный деревьями.

Самолеты - это моя жизнь, а "Дакоты" - моя профессия. Но не эта "Дакота". Когда я оказался среди деревьев, звуки моря, свет и тепло солнца пропали, словно за мной захлопнулась глухая дверь. Я почувствовал себя в полном одиночестве. Деревья стояли так плотно друг к другу, что солнце здесь почти не достигало земли, но тень здесь была столь же прозрачной, как и свет снаружи. И здесь было так тихо. Нигде не может быть так тихо, как в роще, где растут высокие тонкие деревья, да ещё такие тихие.

За десять лет "Дакота" приобрела серо-зеленый, землистый цвет, сделавший её принадлежащей к этому миру тени. Самолет не был похож на потерпевший катастрофу. Он прилетел сюда, и летел с намерением приземлиться здесь, а когда сел, то деревья обступили его, и он стал здесь своим. Он выглядел на тысячу лет. Мне почему-то вспомнились легенды о людях с козлиными головами и подумалось, что этот самолет больше принадлежит к их миру, чем к моему. Он вызывал у меня сходство с гробницей. У меня волосы на голове зашевелились.

Я сделал несколько шагов и поймал себя на том, что ступаю на мысочках. Я громко прокашлялся, но здесь это прозвучало отнюдь не громко. Я обернулся: мисс Браун и наваб остановились, не вступая в тень деревьев, и смотрели в мою сторону. Не знаю почему, но мне захотелось прогнать их.

Я снова прокашлялся, ещё громче, и опять обратил свое внимание на "Дакоту". И "Дакота" показалась мне на этот раз почти самолетом, действительно потерпевшим катастрофу. Почти.

Дверь отсутствовала, как и многие стекла. Кожа или заменители, обтягивавшие рычаги и ручки управления, были частично или полностью сгнили, так что от них осталась одни металлические остовы. Отсутствовали оба винта. Когда я заглянул в двигатели, то увидел, что некоторые детали сняты, но обтекатели кто-то аккуратно поставил на место. И фюзеляж, и крылья казались неповрежденными.

Я обошел самолет вокруг. Правой стороной нос самолета уперся в большой гладкий валун и в этом месте подернулся лишайником, так что не было видно никаких признаков удара при их первой встрече десять лет назад. Завершив обход, я подошел к дверному проему.

Внутри было очень темно. Когда глаза привыкли к темноте, я стал продвигаться к пилотской кабине, и, двигаясь внутри самолета почти на одном уровне с землей, испытывал странное ощущение. Пассажирский салон был почти пуст, все кресла вынесли - если они тут были, - но панели настила остались на месте, лишь деформировались от влаги.

В пилотской кабине аварийный люк сверху отсутствовал, пилотские кресла, не считая обивки и набивки, остались на месте, как и штурвал и управление двигателями. Приборы были сняты, и приборная панель зияла пустотами.

Я видывал разбившиеся самолеты и прежде, доводилось видеть и растащенные самолеты - на запчасти для других машин. Так вот этот не был похож ни на то, ни на другое. Кто-то неторопливо, тщательно проделал работу по разграблению самолета, но в основе своей самолет остался самолетом. Отсутствовали детали. Опять вспомнились люди с рогами на лбу, потом мысли переключились на местных ребятишек. Я направился к выходу. Наваб и мисс Браун стояли перед самолетом, робко заглядывая внутрь. Я промычал, чтобы они меня пропустили, и отошел на некоторое расстояние от них, стараясь собраться с мыслями и представить, что случилось с самолетом.

Пилот, должно быть, увидел крошечную равнину, и увидел её с низкой высоты, слишком низкой, чтобы заметить большую по размерам равнину на Саксосе, в паре миль отсюда. У него, видно, были серьезные проблемы, если он попытался сесть в таком месте. Должно быть, один двигатель замолчал, а другой чихал на последних каплях горючего. Он шел со стороны моря, опустил все закрылки - это и сейчас было видно - и на брюхе приземлился на песок, прополз по траве и остановился там, где равнина пошла кверху, уперевшись в валун. А что произошло дальше, я не знал. Этого никак нельзя было сказать.

Я прошел к хвосту и внимательно стал разглядывать металл. Он, словно мехом, покрылся тонким слоем лишайника. Я поскреб по металлу, старая краска местами отваливалась слоями. Я достал платок и начал очищать киль, насколько мог достать рукой. У меня было такое ощущение, словно я занимаюсь разграблением могилы.

Наконец я нашел то, что искал, и стал тереть более тщательно и аккуратно. Краска выцвела и поотваливалась, но эта штука оказалась вполне различимой: прямоугольник зеленого цвета с желтым полумесяцем, а между рогами месяца - желтая звезда. Знак ислама, эмблема Пакистана.

Я отступил назад и посмотрел на наваба. Он долго смотрел на эмблему, потом медленно обвел взглядом весь самолет. Я скомкал носовой платок, вначале хотел сунуть его в карман, потом выбросить, но в конечном счете все же положил его в карман.

Наваб двинулся к входной двери.

- Там ничего не осталось, - сообщил я ему.

Не думаю, что он слышал меня. Он двигался так, словно точно знал, куда идет. Взгляд его был прикован к дверному проему. Он вошел внутрь.

Я взглянул на мисс Браун. Он пребывала в неестественном напряжении, словно ждала, сама не зная чего. На какое-то время она отвела глаза от двери и нервно взглянула на меня. Я что-то состроил в ответ на лице. Хотелось закурить, но почему-то не в этом месте.