Ле-Цзы - Дао де Дзин

-- А были ли мудрецами Три Царя [32]?

-- Три Царя умели пользоваться знаниями и отвагой, а были ли они мудрецами -- того я не ведаю.

-- А были ли мудрецами Пятеро Владык?

-- Пятеро Владык умели применять человечность и долг, а были ли они мудрецами -- того я не ведаю.

-- Тогда были ли мудрецами Трое Высочайших Властителей?

-- Трое Высочайших Властителей умели пользоваться обстоятельствами времени, а были ли они мудрецами -- того я не ведаю.

-- Кого же, по-вашему, можно назвать мудрецом? -- спросил в недоумении первый советник.

Конфуций изменился в лице и сказал:

-- Среди людей в Западном крае есть настоящий мудрец. Он не управляет -- а в мире нет беспорядка. Не говорит -- а ему доверяют. Не воспитывает -а его слушаются беспрекословно. Он столь велик, что никто даже не может прославить его. Я догадываюсь, что он воистину мудр, но не знаю, прав ли я в своей догадке [33].

Тут первый советник подумал про себя: "Конфуций меня дурачит!"

Цзы-Ся спросил Конфуция:

-- Что за человек Янь Юань?

-- В человечности он превосходит меня.

-- А что за человек Цзы-Гун?

-- В красноречии он превосходит меня.

-- А Цзы-Лу?

-- В храбрости он превосходит меня.

-- А Цзы-Чжан?

-- У него манеры лучше, чем у меня.

Тут Цзы-Ся поднялся со своего сиденья и спросил:

-- Но тогда почему эти четверо прислуживают вам?

-- Сядь, я скажу тебе. Янь Юань может быть человечным, но не может укротить свою доброту, когда это необходимо. Цзы-Гун может быть красноречив, но не может придержать свой язык, когда это необходимо. Цзы-Лу может быть храбрым, но не умеет беречь себя. Цзы-Чжан может быть величав по виду, но не может держаться дружески в компании. Даже если бы я мог приобрести достоинства всех четверых в обмен на мои собственные, я бы не сделал этого.

После того как Ле-цзы обучился у Ху-цзы и сдружился с Бохунем-Безвестным, он поселился в Южном Предместье. Множество людей, желавших стать его учениками, поселились поблизости. Число их росло с каждым днем, так что их и сосчитать не успевали. Однако Ле-цзы все полагал, что их недостаточно, и каждый день затевал с ними споры, выслушивая доводы каждого. Двадцать лет прожил он по соседству с Наньго-цзы, но они не ходили друг к другу в гости, а встречаясь на улице, делали вид, что не замечают друг друга. Ученики же думали, что между ними существует вражда.

Однажды какой-то пришелец из царства Чу спросил Ле-цзы: "Почему вы, уважаемый, и Наньго-цзы чуждаетесь друг друга?"

-- У Наньго-цзы лицо полное, а вот ум пустой, -- ответил Ле-цзы. -- Его глаза ничего не видят, его уши ничего не слышат, его рот ничего не говорит, его поза никогда не меняется. О чем мне с ним говорить? Однако ж я готов пойти вместе с вами поглядеть на него.

С ними пошли еще сорок учеников. Тут они увидели, что Наньго-цзы и вправду был страшен, как злой дух, и разговаривать с ним не доставляло удовольствия. Когда же они взглянули на Ле-цзы, то увидели, что душа его словно покинула тело, и говорить с ним тоже не было никакой возможности.

Внезапно Наньго-цзы показал на какого-то человека в самом конце свиты Ле-цзы и заговорил с ним так, словно перед ним стоял мудрейший и сильнейший муж. Все очень удивились этому и на обратном пути только о том и говорили. Но Ле-цзы сказал им:

-- Тут нет ничего удивительного. Тот, кто постигает смысл, ничего не говорит; тот, кто обрел знание, тоже ничего не говорит. Но говорить посредством молчания -- тоже значит говорить, знать посредством незнания -тоже значит знать. Не должно быть ни речи, ни молчания, ни знания, ни незнания. Однако же и это тоже речь, тоже знание. Тогда не будет ничего несказанного и ничего непознанного. И в этом не будет ни речи, ни знания. Только и всего. Чему же вы изумлялись?

Поначалу Ле-цзы любил путешествовать. Ху-цзы спросил его:

-- Что же вам нравится в странствиях?

-- Удовольствие от странствий в том, что ты все время видишь перед собой что-то новое, -- ответил Ле-цзы. -- Другие люди отправляются в путешествие, чтобы полюбоваться видами, а я путешествую для того, чтобы созерцать превращения вещей. Есть странствия и странствия, и нужно еще поискать того, кто сможет разъяснить различие между ними!

-- Но разве вы путешествуете не так, как другие? Разве тут есть какое-то отличие? Все, что мы видим перед собой, непрерывно изменяется. Вы наслаждаетесь созерцанием перемен вокруг вас и не замечаете, что меняетесь сами. Вы увлекаетесь странствиями во внешнем мире и не знаете, что такое созерцание внутреннего. Во внешних странствиях мы ищем то, чего нам не хватает вовне, а посредством внутреннего созерцания мы постигаем изобилие внутри себя. Первое -- это несовершенный способ путешествия, а второе -совершенный.

С тех пор Ле-цзы больше никуда не выезжал со двора, решив, что он и понятия не имел о том, что такое настоящее путешествие. Ху-цзы сказал ему:

-- Какое это совершенство -- странствия! В совершенном странствии мы не знаем, куда направляемся; в совершенном созерцании мы не знаем, на что смотрим. Посетить все уголки мира без исключения, осмотреть все виды мира -вот что я называю совершенным путешествием. Вот почему я говорю: "Какое это совершенство -- странствия!"

Лун Шу сказал врачевателю Вэнь Чжи:

-- Ты постиг все тонкости своего искусства. Я нынче хвораю, можешь ли ты вылечить меня?

-- Только прикажите, -- ответил Вэнь Чжи. -- Но позвольте спросить, каковы признаки вашей болезни?

-- Я не считаю для себя почетом, если в округе меня хвалят, и не считаю позором для себя, если все люди в царстве осуждают меня. Я не радуюсь, если достигаю успеха, и не переживаю, если терплю неудачу. Я равнодушно взираю на жизнь и смерть, богатство и бедность, на людей и свиней, на себя и других. В родном доме живу как на постоялом дворе, на соседей смотрю как на дикарей из дальних стран. Меня нельзя прельстить чином или наградой, нельзя запугать наказанием и поборами, нельзя изменить благоденствием или смутой, выгодой или убытком, нельзя взволновать радостями или печалями. Из-за этого я не могу служить государю, ладить с родственниками и друзьями, наставлять жену и детей, повелевать слугами. Что это за болезнь? Какое средство поможет исцелиться от нее?

Тут Вэнь Чжи попросил Лун Шу встать спиной к свету, а сам отошел назад и издали осмотрел Лун Шу. Потом он сказал:

-- Н-да, я вижу ваше сердце. Его пространство величиною с вершок совершенно пусто -- вы почти мудрец! Шесть отверстий в вашем сердце соединены друг с другом, седьмое же закупорено. Не потому ли вы думаете, что быть мудрецом -- это болезнь? Мое несовершенное искусство бессильно помочь вам.

Ни от чего не происходит и существует вечно -- таков Путь. Что живет в жизни и не погибает, даже окончившись, -- это постоянство. Принять смерть из-за жизни -- это несчастье. Иметь причину существования и постоянно умирать -- это тоже Путь. Умереть, когда приходит смерть, и, следовательно, окончить свое существование даже прежде срока -- это тоже постоянство. Обрести жизнь из-за смерти -- это счастье. Поэтому жизнь, которая ничему не служит, тоже зовется Путем. А обрести конец, пользуясь Путем, тоже зовется постоянством. Бывает, что Путем зовется извлечение пользы из смерти, а постоянством -- обретение смерти благодаря Пути. Только заурядные люди поют от радости, когда кто-то рождается, и рыдают, когда кто-то умирает.