Габриэль Маркес - Недобрый час

Доктор Хиральдо погасил лампу и попытался заснуть.

Дождь начался после полуночи. Парикмахер и другой резервист, поставленные на углу набережной, покинули свой пост и укрылись под навесом лавки сеньора Бенхамина. Закурив сигарету, парикмахер оглядел при свете спички свою винтовку. Она была совсем новенькая.

- "Made in USA", - прочитал он.

Второй резервист потратил несколько спичек, пытаясь найти марку своего карабина, но это ему так и не удалось. С навеса упала на приклад карабина и разлетелась брызгами большая капля.

- Что за идиотизм, - пробурчал он, стирая ее рукавом плаща. - Торчим здесь с винтовками, мокнем под дождем.

В спящем городке не слышно было ничего, кроме ударов капель по крышам.

- Нас девять, - сказал парикмахер. - Их семеро, считая алькальда, но трое сидят в участке.

- Я как раз об этом думал.

Их вырвал из темноты фонарик алькальда; стало видно, как они, присев на корточки у стены, пытаются уберечь оружие от капель дождя, дробинками рассыпающихся по их ботинкам. Они узнали его, когда он погасил фонарик и стал около них под навес. На нем был армейский плащ, а на груди у него висел автомат. С ним был полицейский. Поглядев на часы, которые носил на правой руке, алькальд приказал ему:

- Иди в участок и узнай, что там слышно насчет еды.

С такой же легкостью он отдал бы приказ стрелять.

Полицейский исчез за стеной дождя. Алькальд присел рядом с ними.

- Какие новости? - спросил он.

- Никаких, - ответил парикмахер.

Другой, прежде чем закурить, предложил сигарету алькальду. Тот отказался.

- И надолго вы нас запрягли, лейтенант?

- Не знаю, - сказал алькальд. - Сегодня до конца комендантского часа, а утром будет видно.

- До пяти! - воскликнул парикмахер.

- Это надо же! - простонал другой. - Я на ногах с четырех утра.

Сквозь бормотанье дождя до них донесся злобный лай - где-то опять подрались собаки. Алькальд ждал, пока шум уляжется, и наконец собаки умолкли; только одна продолжала лаять по-прежнему. Алькальд с мрачным видом повернулся к резервисту.

- О чем вы говорите? Я половину жизни так провожу, - сказал он. Сейчас прямо падаю от усталости.

- И хоть бы было ради чего, - заговорил парикмахер. - А то ведь ни в какие ворота не лезет. Несерьезная какая-то, бабья вся эта история.

- Мне тоже все больше и больше так кажется, - вздохнул алькальд.

Полицейский вернулся и сообщил, что еду не несут из-за дождя. Он добавил, что алькальда ждет в участке женщина, задержанная без пропуска.

Это была Кассандра. В комнатушке, которую освещала скудным светом балконная лампочка, она спала в шезлонге, закутавшись в прорезиненный плащ. Алькальд зажал ей пальцами нос; она застонала, рванулась и открыла глаза.

- Мне приснился сон, - сказала она.

Алькальд включил в комнате свет. Заслонив глаза руками, женщина как-то жалостно изогнулась, и, когда он взглянул на ее серебристые ногти и выбритую подмышку, у него сжалось сердце.

- Ну и нахал же ты, - сказала она. - Я здесь с одиннадцати.

- Я думал, ты придешь ко мне домой.

- У меня не было пропуска.

Ее волосы, за два дня до этого отливавшие медью, теперь были серебристо-серые.

- Я не сообразил, - улыбнулся алькальд и, повесив плащ, сел в кресло рядом. - Надеюсь, они не подумали, что это ты расклеиваешь бумажки.

К ней уже возвращалась непринужденность.

- К сожалению, - отозвалась она, - Обожаю сильные ощущения.

Внезапно ей показалось, что в этой комнате алькальд никогда не бывал и попал сюда совсем случайно. С какой-то беззащитностью похрустывая суставами пальцев, он выдавил из себя:

- Ты должна оказать мне одну услугу.

Она посмотрела на него вопросительно.

- Пусть это будет между нами, - продолжал алькальд. - Я хочу, чтобы ты погадала мне на картах. Ты можешь узнать, кто всем этим занимается?

Она отвернулась и, немного помолчав, сказала:

- Понимаю.

Алькальд добавил:

- Я делаю это прежде всего ради вас, циркачей.

Она кивнула.

- Я уже гадала, - сказала она.

Алькальд не мог скрыть нетерпения.

- Получилось очень странно, - с рассчитанным мелодраматизмом продолжала она. - Карты были такие понятные, что мне стало страшно, когда я увидела их на столе.

Даже дышала она теперь театрально.

- Так кто же это?

- Весь городок - и никто.

VIII

На воскресную мессу приехали сыновья вдовы Асис. Кроме Роберта Асиса, их было семеро, и все, кроме него, словно были отлиты в одной форме: большие и неуклюжие, привычные к тяжелой работе, слепо преданные и послушные своей матери. Роберто Асис, младший и единственный женившийся, был похож на братьев только утолщенной переносицей. Хрупкий здоровьем, с хорошими манерами, он заменил вдове Асис дочь, которая у нее так и не родилась.

На кухне, где семь Асисов разгружали вьючных животных, вдова расхаживала между кур со связанными лапами, овощей, сыров, темных хлебов и ломтей солонины, отдавая распоряжения служанкам. Когда снова воцарился порядок, она велела выбрать лучшее от всего для падре Анхеля.

Священник был поглощен бритьем. Время от времени он высовывал руки в патио, под дождь, и смачивал подбородок. Он уже заканчивал, когда две босоногие девочки, без стука распахнув дверь, вывалили перед ним несколько спелых ананасов, гроздья бананов, хлебы, сыр и поставили корзину овощей и свежих яиц. Падре подмигнул им:

- Прямо как в сказке!

Младшая из девочек, вытаращив глаза, показала на него пальцем:

- Падре тоже бреются!

Старшая потянула ее к двери.

- А ты как думала? - улыбнулся падре.

И уже серьезно добавил:

- Мы тоже люди.

Он окинул взглядом рассыпанную на полу провизию и понял, что на такую щедрость способен только дом Асисов.

- Скажите мальчикам, - почти прокричал он, - что бог пошлет им за это здоровья!

За сорок лет, истекших со дня его посвящения в сан, падре Анхель так и не научился подавлять волнение, охватывавшее его перед службой. Кончив бриться, он убрал бритвенные принадлежности, собрал провизию, сложил ее под шкафчик для вина и, наконец, вытирая руки о сутану, вошел в ризницу.

В церкви было полно народу. Впереди, на двух ими же подаренных скамьях с медными табличками, где были выгравированы их имена, сидели Асисы с матерью и кормилицей. Когда они, впервые за последние несколько месяцев, все вместе входили в храм, казалось, что они въезжают туда на лошадях. Кристобаль, старший из Асисов, приехавший с пастбища за полчаса до мессы и даже не успевший побриться, был еще в ботинках со шпорами. Вид этого великана-горца как будто подтверждал общее, хотя и не опиравшееся на точные доказательства мнение, что Сесар Монтеро внебрачный сын старого Адальберто Асиса.

В звоннице падре ждал неприятный сюрприз: литургических облачений на месте не оказалось. Когда вошел служка, падре Анхель растерянно переворачивал содержимое ящиков, споря о чем-то мысленно с самим собой.