Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи

Спот наперерез помчался к кустарникам, и, пока Дамми огибала их, Спот, не уменьшая скорости, вслед за зайцем углубился в заросли папоротника и кустов.

- Он там потеряет зайца, - тяжело дыша, прошептал Джо, подбегая ко мне.

Мы молча вглядывались заросли; вдруг из глубины их раздался громкий визг и сразу стих.

- Спот напоролся! - в страхе воскликнул я, глядя на Джо и надеясь, что он найдет какое-нибудь другое объяснение.

- Похоже на то, - проронил Джо.

- Он убьется насмерть, - прошептал Энди плаксиво.

- Ты-то помолчи! - огрызнулся Джо.

Мы долго искали в кустах, пока наконец не нашли Спота. Он лежал среди папоротников, залитый кровью; сук, на который он напоролся, тоже был в крови: острый, как кинжал, он был весь скрыт папоротником.

Мы прикрыли Спота ветками кустарника так, чтобы его совсем не было видно, потом пошли домой, и я не плакал до тех пор, пока не нашел отца в сарае с конской сбруей и не рассказал ему все.

- Это тяжело, - сказал отец. - Я понимаю. Но Спот не узнал, что его убило.

- Ему было больно? - спросил я со слезами.

- Нет, - уверенно ответил отец. - Спот ничего не почувствовал. Где бы он сейчас ни был, ему все еще кажется, что он бежит. - Отец в раздумье посмотрел на меня и добавил: - Спот огорчился бы, если бы узнал, как ты расстроен тем, что он спит в зарослях среди папоротников.

Когда отец произнес эти слова, я перестал плакать.

- Это просто потому, что мне будет не хватать его, - объяснил я.

- Я знаю, - ласково сказал отец.

ГЛАВА 18

Каждый день после школы Джо выгонял уток и гусей своей матери на пруд за четверть мили от дома и каждый вечер пригонял их обратно. Они двигались неровной белой шеренгой впереди Джо, оживленные, нетерпеливые, предвкушая предстоящее удовольствие. Миновав последние деревья, они прибавляли шагу и начинали крякать, а Джо усаживался на траву.

Я почти всегда сопровождал его. Мы сидели рядом, с интересом наблюдая, как утки, опустив грудку, уходили в воду, потом скользили по поверхности пруда, а мелкие волны слегка ударяли и покачивали их. Доплыв до середины, они потягивались, хлопали крыльями, затем вновь усаживались на воду, с удовлетворением двигая хвостом и всем телом, прежде чем пуститься на поиски улиток и личинок, населявших пруд.

Джо полагал, что в пруду можно найти все, что угодно, но я этого не думал.

- Никогда нельзя сказать наверное, что там есть! - задумчиво говорил Джо.

В ветреные дни мы сажали целые команды муравьев в банки из-под консервов и отправляли их в дальнее плавание через пруд, иногда мы сами пускались вброд вдоль берега, разыскивая тритонов, этих странных, похожих на креветки существ с двигающимися жабрами.

Джо знал о тритонах много интересного.

- Они очень нежные, - говорил он. - Сразу умирают, если посадить их в бутылку.

Меня интересовало, куда же они деваются, когда пруд высыхает.

- А бог их знает! - говорил Джо.

Пока утки наслаждались, мы бродили по зарослям, разыскивая птиц, а если дело было весной, лазили на деревья за яйцами.

Я любил взбираться на деревья. Все, в чем я видел вызов своим силам, возбуждало меня, и я пытался совершать то, что Джо, которому не надо было доказывать свою физическую выносливость, вовсе не был расположен делать.

Лазая по деревьям, я пользовался только руками - ноги мои были почти бесполезны. Когда я подтягивался с ветки на ветку, "плохая" нога беспомощно болталась, а на "хорошую" можно было только опираться, пока руки схватывали верхнюю ветку.

Я боялся высоты, но преодолевал страх, избегая смотреть вниз, если в этом не было прямой необходимости.

Я не мог, как другие мальчишки, по-обезьяньи карабкаться по стволу, но умел на одних руках подниматься по веревке. Если нижние ветви дерева были слишком высоки для меня, Джо перебрасывал веревку через одну из них, и я подтягивался на руках до первого сука.

Если я взбирался на дерево в ту пору, когда сороки откладывали яйца, Джо обычно стоял под деревом и предостерегающе кричал, когда птицы готовились напасть на меня. Я карабкался по качающейся на ветру ветви, прижимая к ней лицо, и медленно подползал через развилины по буграм отставшей коры к темному круглому пятну, выделяющемуся на фоне неба среди листвы. Услышав крик Джо: "Берегись, вот она!" - я останавливался и, держась одной рукой, начинал отчаянно размахивать другой над своей головой, ожидая шума крыльев, резкого щелканья клюва и затем удара ветра в лицо, когда сорока вновь взлетала ввысь.

Если можно следить за птицами, не упуская их из поля зрения, когда они, скользя, ныряют вниз, - еще полбеды; тогда при их приближении нетрудно ударить их, и они сразу улетают, быстро взмахивая крыльями, успев лишь с яростью клюнуть тебя в руку; зато если ты находишься к ним спиной и руки нужны, чтобы держаться, то птице ничего не стоит сильно ударить тебя клювом или крыльями.

Когда это со мной: случалось, снизу раздавался полный тревоги голос Джо:

- Она тебя ударила?

- Да.

- Куда?

- В голову, сбоку.

- Кровь идет?

- Не знаю. Подожди, я ухвачусь покрепче и посмотрю.

Через минуту, освободив одну руку, я ощупывал ноющую голову и затем осматривал пальцы.

- Идет! - кричал я Джо, довольный и в то же время испуганный.

- Черт! Но тебе уже немного осталось. Не больше ярда... Вытянись... Чуть дальше... Нет... Немного вправо... Готово!

Я засовывал теплое яйцо в рот, спускался вниз, и мы, сблизив головы, рассматривали его на моей ладони.

Иногда я срывался, но обычно нижние ветви смягчали падение, и я никогда не ушибался сильно.

Однажды, взбираясь на дерево вместе с Джо, я, намереваясь схватиться за сук, промахнулся и ухватился за ногу Джо. Джо попытался освободиться, но я вцепился в него как клещ, и мы оба, ударяясь о ветви, полетели вниз и так и упали вместе на усыпанную корой землю, поцарапанные, но целые и невредимые.

Этот случай произвел большое впечатление на Джо. Вспоминая о нем, он часто говорил:

- Я никогда не забуду тот проклятый день, когда ты схватил меня за ногу и не хотел отпускать. Зачем ты это сделал? Ведь я кричал: "Отпусти!"

Я не мог дать ему удовлетворительного ответа, хотя чувствовал, что был вправе держаться за Джо.

- Не понимаю, - замечал он в раздумье, - тебе нельзя довериться, когда лезешь на дерево. Провались я на месте, если это неправда.

Джо постепенно научился относиться философски к тому, что во время наших совместных прогулок я часто падал. Как только я летел лицом вниз, или валился на бок, прежде чем растянуться во весь рост, или хлопался со всего размаха на спину, Джо усаживался и как ни в чем не бывало продолжал разговор, зная, что в течение некоторого времени я останусь лежать.

Я почти всегда чувствовал усталость, и падение являлось для меня предлогом отдохнуть. Лежа на земле, я брал сучок и копался им среди стеблей трав, разыскивая букашек или наблюдая за муравьями, торопливо снующими в туннелях под листьями.