Франк Геллер - Тысяча вторая ночь

Что случилось с Лавертиссом?

Мистер Грэхэм исчез под вечер, вот уже третий день, пропал без вести и это было странно. Правда, последние двенадцать часов перед исчезновением мистер Грэхэм вел себя довольно странно, но, очевидно, то были прямые или косвенные последствия злоупотребления пальмовой водкой. Лавертисс, однако, не обнаружил никаких симптомов душевного расстройства. Если он и уклонился от обычной линии поведения, то лишь в сторону повышенной самоуверенности. Он несколько раз повторил: я добьюсь правды о Грэхэме! А Филипп Коллен ему ответил: «Милый Лавертисс, вы забыли французскую поговорку: «Правда всегда лежит на дне колодца». Лавертисс возразил: «Я готов спуститься за правдой, куда бы она ни упала!» Да, три дня тому назад, в девять часов вечера, Лавертисс ушел на полчаса. Однако он ушел, и его нет.

Что случилось? Может, его похитили? К этому объяснению склонялся Филипп Коллен относительно Грэхэма, но никаких предложений вернуть за выкуп Лавертисса или Грэхэма не поступало. Разбойники, похитившие Лавертисса и Грэхэма, во всяком случае, не торопились.

С другой стороны: если их не похитили, что могло случиться еще? Могли они заблудиться? Ни под каким видом. На них напали и убили? Но зачем? Из каких побуждений? При них не было ни драгоценностей, ни денег. А если даже допустить, что одного убили грабители, предположить то же самое о другом все-таки большая натяжка! Связь между их исчезновениями допустима — но какая?

Все было темно — нет, непостижимо. Во всяком случае, Коллен решил вместо шпионажа за франко-англо-германской тройкой посвятить утро выяснению участи друзей.

Уходя из отеля, он заглянул в комнаты Лавертисса и Грэхэма — все ли там в сохранности? Обе комнаты ночью были заперты на ключ. Все в них казалось нетронутым, и одно было несомненно: мусульманская прислуга гостиницы по своей охоте лишний раз туда не заглядывала. Внезапное, непонятное исчезновение двух постояльцев, с их косоглазой точки зрения, объяснялось ясно и просто: тут замешаны злые духи. Филипп Коллен нашел комнаты в полном порядке и хотел уже уходить, как вдруг что-то вспомнил: «Как обстоит дело с ковриком, с собственностью Грэхэма, столь мужественно отвоеванной накануне Лавертиссом?»

Он осмотрелся в комнате Лавертисса. Можно было сказать с уверенностью, что коврика здесь не было. Ни в платяном шкафу, ни в чемоданах, вообще нигде. Могло ли случиться, что Лавертисс, нравственно обновленный мировой войной, возымел такое почтение к чужой собственности, что не стерпел ее присутствия в своей комнате? Это было бы сверхутонченно. Коллен перешел в соседнюю, за пять шагов, комнату Грэхэма. Может, коврик там?

Но и там его не было. Его не было ни в платяном шкафу, ни в чемоданах, вообще — нигде. Коврик исчез. Коврика просто не было.

Филипп Коллен легонько провел рукой по лбу.

Нет, сомнений быть не может. Коврик исчез вторично. Лавертисс захватил его, конечно, с собой, в оазис, чтоб курить на нем сигары. Прислуга избегала даже близко подходить к этим комнатам. Окна были закрыты и защищены крепкими железными брусьями. Так в чем же дело?

Коллен снова провел рукой по лбу, на этот раз несколько раздраженно. Какое дело ему до старого, облезлого молитвенного коврика? Судьба друзей важнее, и нужно принять меры к выяснению их участи. Неохотно, без энтузиазма, по необходимости надо вновь привлечь внимание властей к личности одного из своих знакомых.

Власти не скрыли своего интереса к этим повторным исчезновениям. Французский ли гражданин Лавертисс? Да. Какой профессии? Коммерсант, как и исчезнувший накануне мистер Грэхэм, бывший к тому же его компаньоном. А кто такой сам заявитель? Швед, но участник той же фирмы. Чем занимается фирма? Чем придется — вы знаете, теперь такое трудное время; сюда, впрочем, акционеры попали в качестве туристов; печальные происшествия случились во время летнего отдыха. Имеется ли фотография Лавертисса? Да, имеется. Власти долго рассматривали и самого Коллена. Хорошо, все возможное будет сделано. Приметы будут разосланы туземцам, а немногочисленным здесь жандармам дана будет строгая инструкция — разыскать живыми или мертвыми лиц с приметами Грэхэма и Лавертисса. Непосредственно объяснить это исчезновение власти, к сожалению, не могут. Последнее время никто не исчезал в Тозере. Правда, значительно раньше, когда еще бесчинствовали разбойничьи караваны, дело обстояло иначе. Тогда европейцы нередко рисковали жизнью. Но теперь… теперь это было в высшей степени загадочно, в высшей степени непонятно, и власти не скрывали, что вся эта мистика их несколько коробит. Из соседней альковообразной комнаты просунула голову молодая дама с крашеными рыжими волосами, сильно подведенными бровями и монмартрским акцентом; представитель власти, тучный господин в рубашке с засученными рукавами, обливавшийся потом в палящую утреннюю жару, — представитель власти, не прощаясь, исчез в помещении с альковом.

Филипп Коллен вновь стоял один под солнцем, изливавшим беспощадно белый свет на оазис и пустыню.

«Из отеля выслали на поиски погонщика, власти были поставлены на ноги: что еще оставалось делать?» — так думал Коллен, когда сквозь темные тропические очки увидел нечто, сообщившее мыслям его совсем иное направление.

На самом солнцепеке, в двух шагах от него, сидел марабу из Айн-Грасефии, а перед ним, наполовину покрытый песочными кабалистическими знаками, лежал знаменитый коврик мистера Грэхэма.

В третий раз в этот день Коллен провел рукой по лбу. Нет, сомнений не оставалось: тут лежал коврик, накануне отвоеванный Лавертиссом, коврик, так основательно пропавший из комнаты мистера Грэхэма. Это был именно он; бело-желто-красный узор сверкал на солнце; физиономия, открытая Лавертиссом на протертом тканье коврика, злорадно глумилась.

Филипп Коллен подошел к марабу с чувством, весьма родственным тому, какое накануне испытал Лавертисс. Он хотел допытаться, каким образом ковер исчез снова из комнаты своего владельца. Он хотел проникнуть в эту тайну и, кроме того, воспылал желанием завладеть ковриком. Вначале он ковриком не интересовался. Но упорство, с каким марабу возвращал себе проданную и оплаченную вещь, и семитическая мистика, окутавшая это дело, раздражали Филиппа Коллена. От раздражения до заинтересованности — один шаг.

— Послушай, друг-пророк, каким образом здесь очутился коврик? Я искал его все утро. Как ты умудрился его выкрасть?

Марабу ответил неопределенным бормотанием. Только теперь Филипп Коллен изумился выражению его лица. Пьян был он, что ли? У него был огненный взгляд фанатика, глаза его покраснели, словно он накурился опиума. Он раскачивал туловище медленным вращательным движением и время от времени подсыпал на ковер песку. Он как будто не замечал Филиппа Коллена, не слышал, что тот говорит. Филипп Коллен расслышал в его бормотанье несколько отдельных повторяющихся слов, но он не понимал по-арабски; одно из слов было «серка», другое «хиле», третье звучало вроде «кедба». Отобрать, что ли, у проклятого фокусника ковер? Коллен был весьма к этому склонен; но именно так поступил накануне Лавертисс, а коврик лежал здесь как ни в чем не бывало. Выходило, что силой отнимать ковер как будто не стоит. Ха-ха! Как, помнится, говорил сам уважаемый пророк: «Коварством, а не силой, кражей, а не куплей». Формулу он знал уже почти наизусть. Отчего бы не внять голосу пророка и не добыть ковра коварством, кражей и обманом? Почему бы нет?