Константин Федин - Трансвааль

Он опять присел и мирно проговорил:

— Ну, вот все в порядке, и теперь я буду начинать разговор. Вам надо хлеб? Сваакер надо много кремешок. Да. Простой такой кремешок, в один, в два кулак, в три кулак, который валялся везде на поле, он только мешал пахать п портил борона у мужик. Сваакер будет собирать много такой кремешок, очень много воз, много вагон. Вы будете возить па Трансвааль кремешок, Сваакер будет давать хлеб.

Он снова внезапно привскочил, протянул ладонь и грозно крикнул:

— Время — дорог, по рукам!

Кто-то усмешливо спросил:

— А почем же платить станешь?

— Фунт против пуд! — быстро сказал Сваакер. — Каждый пуд камень — каждый фунт хлеб!

Испитой, желтый парень бестолково взмахнул руками:

— Бреши! Развесили уши-то, он налопочет, только слухай! Обманщик!..

Вильям Сваакер рванулся к парню, схватил его за плечо.

— Как тебя зовут?

Он сверлил парня напряженно мигающим здоровым глазом.

— Аким, — сказал парень, недовольно подбирая плечо.

— Вот тебя зовут Аким, так запоминай мой слово. Сваакер никогда не обманул. У Сваакер стальной слово. Все будут привозить кремешок, Вильям Сваакер будет платить. А ты, Аким, пустой голом, я не буду тебя знать!

Он прыгнул на крыльцо, оттуда раскланялся п исчез за дверью.

Весть, что Сваакер покупает позами камни, мгновенно облетела округу. Но никто не решался сделать почин, повезти первый воз на мельницу, чтобы навсегда стать посмешищем деревни. Больной, озлобленный Аким вышучивал посулы Сваакера, издевался над доверчивыми мужиками.

Но дня три спустя захудалый мужичонка с хутора, чуть забрезжило, покатил сторонкой в иоле, собрал на меже возок камня и заявился на Трансвааль.

Сваакер подошел к возу, пощупал камни, прищурился на возок, спросил:

— Почем?

Мужичонку ударило в пот, он утерся рукавом, испуганно пролепетал:

— Да ведь как твоя милость сказывал…

— Ну, хорошо, — сказал Сваакер, отступая па два шага и примериваясь к возку глазом. — Пудов двадцать есть?

— Да двадцать должно быть, — согласился мужичок, — хоша не вешамши трудно, ну, а не мене как двадцать!..

— Мешок есть?

— Мешочек захватил, пожалуйте, — ответил мужичок и торопливо выдернул из-за пояса закорузлую тряпицу.

— Веди свой рысак, я буду показать, где валить кремешок!..

Камни были ссыпаны за мельницей, над обрывом буковища. И, ничуть не медля, с деловитым спокойствием Вильям Сваакер повел мужика в амбар, зачерпнул из закрома зерна, прикинул полпуда на весах и, словно в лавке, закрутив мешок узлом, подал его мужику.

Тут только мужик поверил в серьезность дела, сразу проникся почтением к себе, стал медлительным и важным.

— Еще привезти ж тебе камню-то? — спросил он и добавил, помолчав: — Камень стоящий!..

Он пошел из амбара солидно, не спеша обернул лошадь, медленно тронул. Но едва скатился с моста и въехал на плотину, стегнул вожжами по ногам лошади, по крупу, животу, раз, другой, третий, пока кобыленка не понеслась вскачь. Правил он в поле, на межу, за кремешками…

С этого дня, не переставая, росла за мельницей, над буковищем куча камня, и по утрам на Трансвааль со всех концов ползли тарахтевшие кремневиком телеги…

Вслед за историей с кремешками, озадачившей и странно приободрившей мужиков, Вильям Сваакер поразил всех новой неожиданностью. Он прогнал своего тестя.

В том, как приват-доцент Бурмакин покинул Трансвааль, было что-то похожее на уход с мельницы первой жены Сваакера: вышло все тихо, незаметно, как будто сам Бурмакин, отдохнув в деревне, решил поехать в Москву.

Перед отъездом Иван Саввич, боясь растрогаться, произнес речь о долге гражданина и ученого, объявил, что задумал новый труд, выполнить который без библиотек, без университета невозможно. Он утаил внушительный разговор с зятем, не в меру бодрился, опасливо покашиваясь на Сваакера. Но он заслужил полное одобрение. Вильям Сваакер, уложив на воз мешки, корзинки, чемоданы, отвел приват-доцента в сторонку.

— Мерси, мой дорогой тесть и папаша, вы — великолепный герой! Но я хотел, чтобы вы еще один раз понимал меня. Трансвааль будет большой дело, тогда наш родной мужицкий власть будет говорить: зачем на мельнице поживает помещик Бурмакин? Это — буржуй, который нанимал для себя Сваакер, чтобы попрятаться на него, его надо выгонять и Трансвааль делать народный достояний!

— Понимаю, да, понимаю, — бормотал Иван Саввич, торопясь к повозке.

— Я буду присылать вам, дорогой папаша, немного мука, немного сала и крупа, и вы будете как-нибудь прекрасно жить в наш революционный столица и писать ваш большой ученый сочиненье!

Кучер впрыгнул на грядку телеги, Иван Саввич замигал, в отчаянье махнул рукою, выжал из себя, заикаясь:

— Аня!.. Анечка!.. Надюша!..

Вильям Сваакер воззрился в небо и торжественно обещал:

— Клянусь, я буду сохранять ваша родная жена и моя родная жена Надежда Ивановна!

Он быстро, как в торопливой молитве, зашептал что-то мягкими, отвислыми губами.

Повозка дернулась, Иван Саввич закрыл лицо. Анна Павловна уткнулась дочери в грудь…

Необычное, продолжительное затишье в жизни Вильяма Сваакера сменилось бурной деятельностью. Он точно спохватился, работа его вдруг пошла скачками во всевозможных направлениях, он вспомнил даже о своей общественной миссии.

На новом наборе рекрутов перед сельским сходом вновь вырастает его величественная, громадная фигура, засверкав металлом лысины, холодным блеском глаз, звеня переливами фальцета.

— Вы можете говорить, что Вильям Сваакер обманул вас один раз в жизни? — вопрошает он безмолвный, захолодалый сход. — Нет! И теперь Впльям Сваакер давал свой честный слово, что этот война — самый последний война и мы доживал скоро до полный мир и до полный счастье! Мы должен давать только еще одни раз солдат и не должен попрятывать наш сыновья в лес, чтобы они становился зеленый. Мы должен побеждать Польша, и потом будет лучший счастье для весь наш несчастный, бедный, хороший народ!

Вильям Сваакер снижает голос, пригибается, медленно, бесшумно близится к мужикам и, шипя, точно заклиная змею, размеренно шепчет:

— Вы знает, кто стоял за спина Польши, когда он пошел против Росси»? За спина стоял ан-глп-чан! Ап-гли-чан! Это — ужасный враг человеческий счастья — ан-гли-чан!

Сваакер распрямляется, входит в гущу толпы, осматривает ее, как вожак, грозно приказывает:

— Русский народ делал революций не для англичан! Мы не должен позволять англичан брать наша земля, иаш дети, наша жена! Вильям Сваакер знает, кто такой англичан! Вильям Сваакер — бур. Он жил с его отец, тоже Вильям, тоже Сваакер, в его прекрасный родина, в теплый страна Трансвааль, в далекой Африка.

Сваакер приостанавливается, его голос вздрагивает на последнем слове, воспоминания тронули его, он говорит с нежной грустью: