Александр Борин - Крутые повороты

Откуда же проистекает этакая вседозволенность? Из чего складывается? Удается ли всегда проследить, куда ведут ее корни?

Всегда — не знаю. Жизнь сложна. Но случаются ситуации, когда истоки той или иной позиции человека достаточно ясны.

Некоторое время тому назад в детской художественной школе номер два Дзержинского района Ленинграда сменился директор: член Союза художников, искусствовед Светлана Андреевна Онуфриева ушла заканчивать монографию о живописце Головине, место ее занял Николай Потапович Катещенко, преподаватель художественно-педагогического графического училища, где готовятся учителя черчения и рисования для средних общеобразовательных школ. И года не прошло со дня назначения нового директора, а половина педагогов второй детской художественной школы — шесть из двенадцати — подали заявления об уходе. Причина? В заявлениях сказано: «уступая давлению нового директора», «из-за сложившейся в школе обстановки», «из-за того, что работать стало невозможно». В художественной школе коллектив маленький, собственного комитета профсоюза нет, действует объединенный комитет всех художественных школ Ленинграда. В один прекрасный день на его заседание приглашены были покинувшие школу учителя, присутствовал и новый директор. Объединенный комитет — цитирую — «с горечью признал свое бессилие оградить хороших педагогов от несправедливости». В различные учреждения Ленинграда, Москвы, в редакции разных газет стали поступать письма от учеников школы и их родителей. В письмах тревога, призыв, мольба: «Школа гибнет. Спасите школу!» Ситуация настолько обострилась, что городские организации, занимающиеся культурой, создали специальную комиссию.

…Я приехал в Ленинград, пришел на улицу Некрасова, дом 10, поднялся на третий этаж и над табличкой: «Детская художественная школа номер два» увидел выведенные черной краской крупным детским почерком слова: «Была когда-то…»

Знаю по опыту, если где-то вспыхнул служебный конфликт, коллектив раскололся на два лагеря, стенка пошла на стенку, чаще всего виноваты обе стороны. Так почти не бывает: одни — сплошь мирные агнцы, другие — отпетые злодеи. А потому, выполняя редакционное задание, спешу прежде всего узнать: из-за чего же загорелся сыр-бор? Виноват новый директор? А может, зерна нынешнего конфликта уже заложены были в той школе, которую он принял? Уходят педагоги? Но важно ведь: какие это педагоги? И почему они уходят?

Беседую с прежним директором Светланой Андреевной Онуфриевой. Первый вопрос: что такое детская художественная школа? Узнаю: три раза в неделю, после уроков в обычной школе, ребенок едет сюда учиться лепке и рисованию. Занятия продолжаются с четырех часов дня до девяти вечера. Возраст учащихся — двенадцать — пятнадцать лет (пятый — восьмой классы общеобразовательной школы). Разумеется, дети здесь получают специальные знания, проходят живопись, рисунок, скульптуру, композицию, историю искусств, но документ об окончании школы сам по себе никаких прав не дает. Сдаст подросток на общих основаниях вступительные экзамены в среднехудожественное учебное заведение, поступит — художество будет для него профессией. Не сдаст (или в другое место решит поступать) — полученные в школе знания и навыки останутся без профессионального применения, так сказать, для себя. На официальном языке это называется эстетическим воспитанием.

— Вот этому «для себя» придавали мы в школе особое внимание, — говорит мне Онуфриева.

— То есть?

Она на секунду задумывается.

— А вы сами посудите… Если после полного рабочего дня ребенок спешит к нам и напряженно работает еще пять часов, значит, что-то его влечет, манит? Что же именно? Соображение: научусь рисовать, приобрету когда-нибудь ценную профессию? Очень важно, конечно… Но вам не кажется, — она весело смотрит, на меня, — ужасно, если детской душой владеет одно только утилитарное соображение? Впрочем, — Светлана Андреевна смеется, — это и невозможно. К счастью! Ребенка в художественной школе канатом не удержишь, если у него не пробудятся здесь увлечение, интерес, восторг… Праздник в душе.

Я слушаю Онуфриеву очень внимательно. Придирчиво даже. Чем подробнее узнаю я сейчас о прежней школе, тем точнее, вероятно, смогу определить, против чего же выступил новый директор. Понять суть конфликта.

— Видите ли, — говорит Светлана Андреевна и, чуть помедлив, осторожно признается: — Главное — мы хотели воспитывать в школе эмоциональных людей.

Я киваю: очень интересно! А как? Они знали, как лучше всего воспитывать эмоциональных людей? Рецепт у них был?

— Видите ли, — говорит Светлана Андреевна, — мы думали.

— Что?

— Думали, — повторяет она. — По каждому поводу думали. Никогда не освобождали себя от этой суровой необходимости.

— Над чем же конкретно вы думали?

— А над всем, — отвечает Светлана Андреевна, — буквально над всем.

Однажды они заметили: чрезмерная выучка в раннем возрасте для ребенка опасна. Ремесло может в детях задушить детское. Ребенок не потому ведь часто создает шедевры, — что он умеет, а потому, что он ребенок, потому что видит и чувствует как ребенок. Значит, дай ему себя расковать, не связывай его воображение. Это смерть как опасно — сковать детское воображение. Эмоциональный человек — это прежде всего человек с воображением. Отними, свяжи воображение — какие останутся эмоции? Самые недалекие, самые примитивные, самый, если можно так выразиться, бездуховные останутся эмоции. Потому что прежде всего через воображение откликается дух человеческий на окружающую его жизнь. Сердце защемит от красивой солнечной поляны — воображение. Переполнится сердце сочувствием к товарищу, попавшему в беду, — тоже воображение: воображение себя на его месте. А когда нет, недостает такого воображения, психологи говорят: эмоциональная тупость.

Но ведь, с другой стороны, хорошая выучка, твердые навыки ребенку необходимы, нужны, как спасение. Почему? Да потому, что в двенадцать — четырнадцать лет нередко наступает опасный кризис: вчера еще ты умел рисовать, детство за тебя рисовало, такие шедевры создавал — учителя и родители восхищались… А сегодня вдруг разучился. Глядят взрослые на твои работы и неловко молчат. У тебя руки готовы опуститься. Значит, к этому кризисному возрасту ребенку надо успеть сообщить необходимый минимум выучки, минимум профессионализма. Чтобы и воображение не задавить и достаточно натренировать руку. Найти золотую середину. Как это сделать? «А мы думали», — говорит мне Светлана Андреевна.