Александр Борин - Крутые повороты

— Откуда у тебя? — удивился Азаров.

— Наследство, — усмехнулся Попов. — У матери после смерти сберкнижка обнаружилась. Копила на черный день.

— А когда я отдам? Неизвестно?

— Не имеет значения, — сказал Попов. — Деньги мне пока не нужны… И не предвидится, чтобы понадобились…

Попов спешил куда-то по институтскому коридору.

На стуле сидел муж Наташи Сережа Васильев. На коленях он держал футляр с духовой трубой.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Здравствуйте, — сказал Попов и остановился.

— Наташу жду, — пожаловался Сережа Васильев. — Принимает зачет, а мне вот… — он показал на футляр. — Опаздываю.

— Сейчас узнаю, — сказал Попов и открыл дверь в аудиторию.

Наташа сидела за столом и, подперев рукой подбородок, слушала студента. Тот говорил свободно, очень уверенно.

— Прекрасно, Фомин, — сказала Наташа. — Глубоко, серьезно… Слушать вас — одно удовольствие…

Вошедший Попов посмотрел на студента и, кажется, сильно удивился. Студент покосился на Попова и отвернулся.

— Это его зачетка? — спросил Попов.

— Да, — сказала Наташа. Она ничего не понимала.

Попов взял зачетку, опять посмотрел на студента.

Тот сидел отвернувшись.

— Это ваша зачетка? — спросил Попов. Студент молчал. — Значит всегда были Пархоменко, а сегодня с утра — Фомин. Перекрестились?

Наташа удивленно вскинула брови.

— Воспользовались тем, что преподаватель новый… не всех знает в лицо, и пошли сдавать за Фомина?

Студент молчал.

— Пархоменко, — спросил Попов, — вам известно, как это называется?

…В коридоре Сережа Васильев услышал доносящийся из аудитории громкий голос Попова.

Сережа встал. Заглянул в щелку двери.

Наташа сидела, чем-то вконец взволнованная.

Попов гневно отчитывал студента.

Сережа вошел в аудиторию. Осторожно приблизился к столу.

— Это называется подлог, Пархоменко, — громко говорил Попов.

— Наташа! — робко позвал Сережа Васильев.

Но она даже не посмотрела на него. До него ли ей было?

— Сегодня зачет за товарища сдаете, — говорил Попов, — а завтра? — он вопросительно поднял бровь.

— Наташа, — опять позвал Сережа. — Мы опаздываем… А мне никак нельзя… Я играю…

На него никто не обращал внимания.

Наташа с ужасом смотрела на студента.

— Что же вы молчите, Пархоменко? — спросил Попов.

И тогда Сережа Васильев положил на стол футляр, открыл его, достал трубу и, поднеся ее ко рту, оглушительно рявкнул.

Все ошарашенно обернулись к нему.

— В чем дело? — спросила Наташа.

— Ты же меня не слышишь? — страдая, сказал Сережа Васильев. Он был похож сейчас на большого обиженного ребенка. — Почему ты меня не слышишь?

На кафедре они обсуждали проступок студента Пархоменко.

Держа перед собой лист бумаги, Павел Романович говорил:

— В объяснении Пархоменко пишет, что у Фомина долго и тяжело болела мать… Дважды ему уже давали отсрочку… Чтобы не брать ее в третий раз…

— А почему? — спросил Попов.

Ольга Петровна снисходительно посмотрела на него.

— Вы сами-то были когда-нибудь студентом? — спросила она.

— Был, Ольга Петровна, — спокойно, даже благожелательно сказал он. — И у меня тоже тяжело болела мать… Вы знаете, на втором курсе я поступил на кафедру к Павлу Романовичу лаборантом… На полставки… Сорок пять рублей — стипендия, тридцать пять — зарплата… И на эти деньги один тянул всю семью… Больную мать и сестру-школьницу… Но зачетов за меня, Ольга Петровна, никто никогда не сдавал… Так? — он смотрел на нее. — Так или не так?

Наступила пауза.

— Костя, — спросил старик Никитинский, — что же вы предлагаете?

— То, что они заслужили, — сказал Попов.

— Неужели… исключить? — спросила Ольга Петровна и покачала головой.

Попов сидел неподвижно.

— Есть деканат, заведующий кафедрой… — сказал он. — Пусть решают.

В комнате воцарилось молчание.

Наташа со страхом смотрела на Попова.

— Не знаю… — Павел Романович пожал плечами. — Четвертый курс… И потом вина их все-таки разная. Одно дело — Фомин, другое — Пархоменко…

— К тому же, — сказал старик Никитинский, — Пархоменко очень способный… будем говорить… блестящий студент… Допустимо ли ломать судьбу такого человеказа одну совершенную им глупость? Пусть даже… непростительную глупость?

— Вы же слышали, Степан Гаврилович, — усмехнулся Нефедов. — Попов мстит Пархоменко за свое тяжелое детство!

Попов медленно обернулся к нему.

— Нет, Сеня, — спокойно сказал он. — Я никому никогда не мщу… Запомни… Но я категорически возражаю, чтобы человек что-то… всё равно что… получал не по праву… А по милости Пархоменко Фомин собирается получить чужой зачет… Ему не принадлежащий… Значит, их вина одинаковая. — Попов не гневался, не кричал. Он говорил спокойно, рассудительно. Даже мягко. И очень убежденно. Он вообще никогда не гневался. Он всегда говорил рассудительно и убежденно. — Мы вот готовы сейчас закрыть глаза… А потом будем удивляться: почему это одним людям всегда все достается с боем, а другие все получают легко, задаром… Сегодня кто-то сдаст за них экзамен, завтра — выполнит черную работу. Но мы же сами это допускаем… Сами!.. Одни у нас — белая кость, а другие — черная… Это справедливо? — Он повторил: — Справедливо? Я вас спрашиваю.

Все смотрели на Попова.

И Наташа смотрела на него.

— Очень трудный разговор, — после долгого молчания произнес наконец Павел Романович Григорьев. — Но, знаете, Костя во многом прав… Да, прав… Хорошие знания мы даем молодежи… А вот чувство ответственности, так, чтобы каждый стремился получать только свое, только по праву и по заслугам… прививаем да-алеко не всегда…

На стуле стоял раскрытый чемодан. Попов укладывал в него вещи.

На диване сидела Наташа.

Попов говорил ей:

— …Шумит аудитория? А ты не напрягайся, не старайся ее перекричать. Наоборот, говори еще тише… Утихнут как миленькие…

На пороге появилась девушка со стопкой мужского белья.

— Погладила, — сказала она.

— Молодец, сестренка, — сказал Попов. — Клади сюда.

Девушка опустилась на диван, рядом с Наташей. Сказала:

— Все-таки я не понимаю.

— Чего? — спросил Попов.

— Зачем ты переезжаешь?.. Коммуналка… У черта на куличках…

— Лучше все равно не получу.

— Ну и что? — Как бы ища поддержки, сестра Попова обернулась к Наташе. — Жили вдвоем… И дальше могли бы.

— Нет, Ленка, — сказал он, — не могли бы…

— Но почему?

— Потому что из-за меня ты еще сто лет не устроишь свою личную жизнь… А так — невеста с однокомнатной квартирой… Капиталистка!.. — Вопрос Попову был совершенно ясен, и он не счел нужным продолжать разговор. — А знаешь, — он обратился к Наташе, — зачем Азаровым нужна квартира?