Артур Миллер - Фокус

Все еще пребывая под воздействием старого кошмара, он направился к светящемуся желтым окну магазинчика. Так вот что производилось в глубине под безобидной каруселью. За фасадами этих уютных домов с плоскими крышами, еженощно возникает проницательное кровожадное чудовище, и его взгляд остановился на нем - он был незаметно отмечен рыкающим воплощением этого гнева, которое вырвется из стен этих домов и безошибочно найдет его.

И не было такой правды, чтобы противопоставить ему. Не существовало таких слов, чтобы его умиротворить. В темноте таилось безумие, и его нельзя было встретить лицом к лицу и успокоить.

Не задерживаясь возле газетной стойки, он зашел в магазин. Мистер Финкельштейн сидел на деревянном табурете перед висевшим рядом с кассовым аппаратом высоким журнальным стендом. Магазинчик был таким узким, что, опершись спиной на витрину в стене, он смог положить ноги на полку на противоположной стене. Когда он увидел мистера Ньюмена, он опустил ноги на пол и пока его черные глаза осматривали его, рот улыбался.

- Добрый вечер, - сказал он, подтягивая брюки.

Какое-то время мистер Ньюмен казалось, не замечал его. Затем, мигнув, он прогнал свои видения и кивнул. Опершись на витрину, он, как будто для того чтобы чувствовать себя увереннее, держал руки в карманах. Он делал вид, что с того места, где стоял, осматривает товар на полках по всей длине узкого магазина.

- Как вы себя чувствуете? - отважился мистер Финкельштейн.

Мистер Ньюмен с отсутствующим видом сказал, что чувствует себя хорошо. Потом он посмотрел на доски пола и сказал: - Я хотел спросить вас кое о чем.

Мистер Финкельштейн с готовностью кивнул и пухлыми губами подвигал во рту недокуренной сигарой.

Ньюмен поднял глаза на него. - А вы думали, что будете делать, если что-то... если они что-то предпримут против вас?

Финкельштейн стал выглядеть обеспокоенным. Он вынул сигару и осмотрел ее. - У вас есть какая-то конкретная информация, что они собираются за меня взяться?

Теперь его глаза заблестели. И Ньюмен понял, что тот испугался и пытался не показать своего страха.

- Они собираются, это точно. Я не знаю когда, но они собираются.

- Ну, - сказал Финкельштейн, и когда его сигара задрожала, он пошел к пепельнице на кассовом аппарате и, затушив ее, успокоился. Ньюмен понял, что обычно он продолжал курить дальше. - Конечно, я не могу сделать очень много. Что я могу сделать, я сделаю, - сказал он. Потом, посмотрев Ньюмену прямо в лицо, он признал: - Если их придет не слишком много я, возможно, смогу с ними справиться. Если их будет слишком много, мне придется туго.

- Это странно, я думал у вас есть какой-нибудь план.

- Ну, у меня есть кое-что, я... - После непродолжительного колебания, смущенно улыбаясь, Финкельштейн пошел к выходу из магазина, выдвинул там внизу длинный ящик и, вынув из него блестящую бейсбольную биту, подошел с ней к мистеру Ньюмену. - Это называется "Луизвильский удар". Цельное дерево, - сказал он, протягивая биту, чтобы показать Ньюмену. Ньюмен потрогал гладкую поверхность и снова сунул руку в карман. Финкельштейн вернулся к шкафу и аккуратно положил биту назад. Он остался стоять там, смотря в глаза Ньюмену.

Ньюмен сказал: - Я думал, что если бы вы рассказали обо всем в полиции...

- Мистер Ньюмен, - сказал тот, медленно покачивая головой, - вы говорите так, будто это происходит впервые.

Теперь Ньюмен смотрел на него и знал, что помогало ему удерживать душевное равновесие.

- Это собрание, - продолжал Финкельштейн, - проходило не в секретном бункере. Полиция знала, о чем идет речь. Просто не существует закона против людей, которые ненавидят друг друга. Это не... в этом нет ничего плохого. Это их право организовывать такие собрания, чтобы убивать людей, - продолжал он саркастически. - Идти в полицию есть смысл, только если... если придет делегация. Я говорю им, но они выслушивают и уходят. Миссис Дипо говорит им, но она пожилая женщина, что она для них значит? Если бы несколько человек из квартала... если бы...

Ньюмен представил, как он стоит в полицейском участке рядом в Финкельштейном, и полицейский-ирландец переводит взгляд с еврея на него.

- Мистер Финкельштейн, - перебил он, - я скажу вам, что я думаю.

- Да, - с готовностью слушать, сказал Финкельштейн.

Ньюмен больше не смотрел на него, а продолжал разглядывать товары на полках. - По-моему, из вашего положения есть только один разумный выход.

- Да, - прошептал Финкельштейн, подняв подбородок и стиснув губы.

- Вы не должны забывать, какие люди живут в этом районе, - снова начал он. - Это новый район. Мне довелось узнать, что многие семьи переехали сюда, чтобы избавиться от старых соседей, - напряженно прищурившись, сказал он и, разумеется, они не выносят никаких... никаких... ну, вы знаете, что я имею ввиду.

Рот Финкельштейна приоткрылся немного шире и, пристально смотря на Ньюмена, он совсем незаметно кивнул.

- Если бы здесь было лишь несколько сторонников этой точки зрения, я бы сказал, стойте на своем и держитесь до конца. Но я не думаю, что у вас здесь много друзей, и я... ну, честно, я думаю, вам следовало бы подумать о переезде. Это мое искреннее мнение.

Брови Финкельштейна сдвинулись. Ньюмен не смог выдержать его удивленного взгляда и снова посмотрел вниз на доски пола, как будто задумавшись. Прошла минута. Другая. Он поднял глаза и увидел, что выражение лица Финкельштейна изменилось. Его рот был плотно сжат.

- Мистер Ньюмен, вы еврей? - спросил Финкельштейн.

Кожа Ньюмена похолодела. - Нет, - сказал он.

- Вы не еврей, - сказал Финкельштейн.

- Нет, - готовый рассердиться, повторил мистер Ньюмен.

- Но они думают, что вы еврей.

- Да.

- Представьте себе, что я предложил вам переехать.

- Это...

- Представьте себе, что я сказал вам, что здесь в районе живет слишком много людей похожих на евреев. Этим невеждам это не нравится. Переезжайте мистер Ньюмен, потому что мне не дадут покоя, пока вы будете...

- Я высказал вам свое искреннее мнение, а вы...

- Я тоже высказываю вам свое искреннее мнение, - сказал Финкельштейн дрожащим голосом. Его глаза повлажнели. - По моему мнению, они пометили вас несмываемыми чернилами, и вам ничего не даст если я...

- Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, - тонким возмущенным голосом сказал Ньюмен.

- Я не вчера родился, мистер Ньюмен. - Штанины брюк Финкельштейна задрожали. - Я думал, что по воскресеньям вы покупали газету у этого хулигана, потому что они заставили вас. Я думал, что независимо от того, что вы делаете, вы все равно оставались моим приятелем, потому что вы разумный человек, интеллигентная личность. Но вы...

- Я пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли, - твердо сказал Ньюмен.

- Ни в коем случае! - сжав кулаки, воскликнул Финкельштейн. - Вы что не видите, что они делают. Какого черта они хотят от евреев? В этой стране живет сто тридцать миллионов человек и всего пару миллионов из них это евреи. Это вы им нужны, а не я. Я... Я... - от ярости он начал заговариваться, - Я - это мелочь, я ничего не значу. Я гожусь только на то, чтобы они могли показывать на меня, и все остальные отдадут им свои умы и свои деньги, и они заполучат эту страну. Это мошенничество, это вымогательство. Сколько раз это должно произойти, сколько войн на этой земле мы должны пережить, прежде чем вы поймете, что они с вами делают? - Ньюмен стоял камнем. - Выехать. Вы хотите, чтобы я выехал, - сказал Финкельштейн, пытаясь двигаться по крошечному магазинчику, - я не уеду. Мне здесь нравится. Мне нравится воздух, он подходит для моих детей. Я не знаю, что мне придется сделать, но я с места не сойду. Я не знаю, как бороться с ними, но я буду бороться. Эта дьявольская шайка хочет захватить страну. И если бы вы хоть немного уважали эту страну, вы бы не сказали мне этого. Мистер Ньюмен, я с места не сойду. Я не сделаю этого. Нет.