Мария Романушко - Там, где всегда ветер

А потом ВДРУГ возненавидела все глухие согласные и теперь старательно избегала слова, начинающиеся с «п» и «т» – того самого «т», который ещё недавно был моим помощником и моей опорой. И вот этот звук стал моим врагом. Кстати, звук «т» терпеть не могу до сих пор. Это самый для меня трудный, тошнотворный, тёмный звук – точно темница! Он как будто тащит меня в болотную тину… Одним словом – тоска да и только.

Были у меня одно время в загоне шипящие. О, как же я их ненавидела, эти змеиные звуки!… Потом настоящим камнем преткновения стал для меня звук «к». Долго страдала из-за звуков «с» и «ц». С каждым звуком у меня были особые, и чаще всего трудные взаимоотношения. Нелюбови накладывались одна на другую, и порой у меня почти не оставалось в запасе звуков, с которыми бы я дружила: и тот звук не люблю, и этот труден, и этот вряд ли смогу произнести…

С того самого лета, когда мне было пять лет, и со мной произошла та история, после которой я на какое-то время утратила дар речи – молчала, как немая, и мама с бабушкой думали, что это уже навсегда – с того самого лета у меня не было в жизни ни дня без этой изматывающей борьбы с ненавистными звуками. Никто даже не догадывался, чего мне это стоит – то, что всем даётся легко, без каких-либо усилий (ответить урок, да просто поболтать на переменке!). Для меня это постоянная внутренняя битва, в которой я чаще, увы, проигрываю… В восьми случаях из десяти страх оказывается сильнее меня. Он парализует меня. Он смеётся надо мной. Это мой реальный, конкретный враг. И я с ним вынуждена жить. Да не просто по соседству! МОЙ ВРАГ ЖИВЁТ ВНУТРИ МЕНЯ. Он пожирает мои силы и само желание жить. Он внушает мне отвращение к самой себе. Я не люблю себя. Я очень сильно себя не люблю.

…Поэтому говорение вслух (если я всё же решалась на это) было каждый раз отражением невидимого жонглирования словами: я постоянно внутренне разговаривала, репетировала, подыскивая дружественные звуки, с которыми мне было бы легче управиться, если я решусь открыть рот. У меня был внутри не по-детски огромный запас слов – такие большущие кладовые синонимов: каждое слово нужно было уметь при необходимости заменить на более лёгкое по звучанию, но смысл при этом страдать не должен. И когда мне надо было что-то сказать вслух, я быстро-быстро пробегала мысленным взором своё словарное хозяйство, находя то, что сегодня мне по зубам.

Ещё я себе напоминала укротителя. Я разрабатывала способы укрощения трудных слов. Вот это слово надо говорить быстро, на коротком сильном выдохе – чтобы поскорее его проскочить и оказаться в окружении более дружественных звуков. А это слово – лучше произносить, едва шевеля губами, почти не дыша – так его озвучить гораздо легче. А вот это – нужно произносить обязательно в сцепке с предыдущим словом, образуя из двух слов одно, и тогда трудный звук, запакованный в серёдку, уже не так страшен… Ну, и этот смешной (для окружающих) способ: когда перед трудным звуком прицепляешь «паровозик» – звук, который (сегодня) произнести лёгко, и этот лёгкий звук тащит за собой трудный звук и всё слово… О, это целая наука – как управляться с ненавистными звуками!

Если же ненавистный звук укротить было невозможно, я старалась его избежать одним хитрым способом, который мне очень нравился. Это уже была не простая подмена слова его синонимом, а нечто более изысканное.

Вот, к примеру, чёрное чудовище в образе скребущего «ч» (чёрствого и чёрного, как головешка!) – оно делает непроизносимыми слова, начинающиеся на «ч». Но вместо трудного слова «чай» можно сказать «любимоё питьё», или – «золотистый напиток», или – «эта жёлтая жижа» (смотря по обстоятельствам). А вместо «черепаха» можно сказать «ползающий булыжник». А вместо «тополь» (опять это тухлое, удушающее «т»!) – можно сказать: «местный кипарис», или что-то в этом роде… Я сделала для себя радостное открытие: можно ведь говорить не БУКВАЛЬНО, а ОБРАЗНО! И так получается гораздо интереснее.

А образов вокруг было – МОРЕ!… Только успевай вычерпывать!

Мои постоянные «разборки» с нелюбимыми звуками подвигли меня на непрерывный литературный тренинг. Который продолжается и по сей день…

Но хуже всего обстояло дело с открытыми гласными. Например, с «а» и «э». Если «а» или «э» стояли в начале слова, и избежать это слово было никак невозможно, – ну, это был полный «заклин»… Для произнесения открытых гласных нужно ведь максимально ОТКРЫТЬСЯ. Потому они и «открытые»! Я же открыться никогда не умела. И мои любимые подруги – две Ани – даже не догадывались, чего стоит для меня их заглавная «А»!

Глядя на Аню-большую, как легко она со всеми общается, с какой очаровательной лёгкостью сыплются из неё слова, и разные милые шуточки, а все окружающие обожают её за остроумие, за талант общения, – я думала порой: вот, Аня – избранница судьбы, ей всё дано полной мерой. А у меня – отнято. Почему? За что меня жизнь наказала? За какую такую провинность? И что я должна сделать, чтобы это наказание было с меня снято? Чем я могу его искупить?…

Некому мне было задать эти мучительные вопросы. Не от кого услышать ответа.

И я училась существовать с тем, что имела. Точнее – с тем, чего не имела. Как могла, пыталась решать свою проблему. Дома, когда оставалась изредка одна, и меня никто не слышал, я училась произносить страшные открытые гласные, практически не открывая рта. Оказывается, это возможно: открываться – не открываясь. Это было похоже на фокус. Мне самой было смешно – я напоминала себе чревовещательницу: мне удавалось говорить, почти не открывая рта и не шевеля губами! Отключив непослушный артикулярный аппарат, говорить «нутром».

Будучи взрослой, я увидела однажды на эстраде такой номер: женщина держала на руке куклу, что-то изображала ею, и в это же время говорила за неё, не открывая рта. Эх, зарыла я свой талант в землю! – подумала я тогда. Ну, ничего, жизнь длинная, может, когда-нибудь ещё пригодиться…

Психологи утверждают, что у каждого человека – свои страхи, свои фобии. Что без фобий людей не бывает. Только не все в них признаются, даже себе. Но то, что каждый чего-то боится, – это факт. Кто-то боится собак, кто-то грозы, кто-то высоты, кто-то ездить в лифте, кто-то – летать на самолёте. Я знаю женщину, которая панически боится бабочек. А другая – птиц, даже самых обычных дворовых голубей; и когда близко пролетает голубь, у неё начинается истерика… Такие мы все странные и разные. А кто-то боится вопросов о смысле жизни. И почти все боятся смерти – своей и близких людей. Так что не будем прикидываться друг перед другом этакими суперменами. Каждый из нас в чём-то уязвим…

Да, у меня была редкая фобия – я боялась говорить. Впоследствии я узнала, что нечто похожее было в молодости и у моего отца. Вот как мы с ним похожи!