Сомерсет Моэм - Каталина

Еще будучи актером, Доминго испытывал потребность попробовать свои силы на драматургическом поприще. Он написал несколько комедий и с легкостью мог сложить хвалебный сонет или едкую эпиграмму. Последнее и послужило причиной свалившейся на него беды. Ректор университета выпустил декрет, ущемляющий права студентов, и через пару дней на столе в таверне нашли листок с непристойными, высмеивающими его куплетами. В мгновение ока десятки копий разошлись по всему университету. Прошел слух, что стихи написал Доминго Перес. Тот отрицал свою причастность, но с таким самодовольством, что оно выглядело убедительнее признания. Добрые друзья принесли стихи ректору и сказали, кто их написал. Оригинал к тому времени исчез, и Доминго не могли уличить по почерку, но ректор навел справки и пришел к выводу, что именно этот беспутный студент оскорбил его. Не имея прямых доказательств вины Доминго, ректор избрал хитрый путь, чтобы отомстить обидчику. Не составило труда узнать подробности скандала в семинарии Алькалы, да и в университете Доминго не слыл праведником. Нашлись свидетели, готовые подтвердить под присягой, что тот богохульствовал в их присутствии. Не украшало его и увлечение азартными играми, претившими добропорядочному католику. Полученные сведения ректор передал в руки инквизиции. Святая палата ничего не делала второпях. Сбор информации держался в строгом секрете, и обычно жертва ничего не подозревала до самого последнего момента.

И вот поздно ночью, когда Доминго уже спал, в дверь постучали, и альгвасил арестовал юношу. Когда он оделся, его препроводили не в тюрьму он имел низший духовный сан, инквизиция же избегала скандалов, бросающих тень на святую церковь, а в монастырский карцер. Там, взаперти, без разрешения кого-либо видеть и что-либо читать, даже без свечи, которая разогнала бы темноту, он оставался несколько недель, а потом предстал перед трибуналом. Ему пришлось бы плохо, если б не одно счастливое обстоятельство. Незадолго до этого ректор, тщеславный и вспыльчивый человек, крепко поссорился с инквизиторами из-за вопроса о главенстве. Те прочли куплеты Доминго и нашли, что они во многом соответствуют действительности. Конечно, его преступления требовали возмездия, но Святая палата, решили инквизиторы, могла не только карать, но и миловать раскаявшегося грешника. Тем более что в случае с Доминго освобождение последнего явилось бы публичным оскорблением зарвавшегося ректора. Доминго признал свою вину и полностью раскаялся в содеянном. Его приговорили прослушать мессу и выслали из Саламанки.

Столь близкое знакомство с инквизицией напугало Доминго, и он вообще уехал из Испании. Воевал наемником в Италии и несколько лет провел там, погрязнув в азартных играх, в пороке и пьянстве, сквернословя, когда ему не везло в картах или костях. Ему было уже сорок, когда он вернулся в родной город, как всегда, без гроша в кармане, с двумя или тремя шрамами, полученными в пьяных драках, и с ворохом воспоминаний.

Отец и мать Доминго умерли, и остались лишь сестра, покинутая мужем, и племянница Каталина, красивая девочка девяти лет. Муж Марии прокутил ее приданое и не оставил ничего, кроме маленького домика, где она жила с дочерью. Мария содержала себя и дочь трудной работой, искусно вышивая золотом и серебром бархатные мантии с образами Иисуса Христа, девы Марии и разных святых, а также ризы, покрова и епитрахильи, используемые в церковных церемониях. Доминго достиг того возраста, когда бродячая жизнь, которую он вел двадцать лет, теряет свои прелести, и с радостью согласился на предложение сестры остаться у нее в доме. С тех пор прошло семь лет. Он не стал обузой для трудолюбивой Марии, так как неплохо зарабатывал тем, что писал письма для неграмотных, проповеди для священников, которые ленились или не могли сочинить их сами, и прошения для обращающихся в суд. Поднаторел он и в составлении генеалогического древа для тех, кто хотел письменного доказательства чистоты крови, то есть свидетельства, что по крайней мере в течение ста лет среди его предков не было ни мавров, ни евреев. Таким образом, маленькая семья могла бы ни в чем не нуждаться, если б Доминго перестал пить и играть в карты и кости. К тому же он много тратил на книги, покупая, в основном, томики стихов и пьесы, и снова начал сочинять сам. Его комедии нигде не ставились, но он довольствовался тем, что читал их собутыльникам в любимой таверне. Вернувшись к респектабельной жизни, Доминго вновь выбрил себе тонзуру, оберегавшую в те времена от многих бед, и носил скромные одежды, подобающие его сану.

Он очень привязался к Каталине и с радостью наблюдал, как веселый, жизнерадостный ребенок превращается в красивую девушку. Доминго взял на себя ее образование и научил Каталину читать и писать. Доминго познакомил ее с догматами веры и, испытывая отцовскую гордость, присутствовал на первом причастии Каталины. Но главным в обучении было чтение стихов, а со временем - пьес драматургов, о которых говорила вся Испания. Больше других он восхищался Лопе де Вега, называя его гением всех времен, и до того, как из-за несчастного случая Каталина стала калекой, они частенько разыгрывали сцены из наиболее полюбившихся им пьес. Девушка обладала хорошей памятью и легко запоминала длинные отрывки. Доминго не забыл основ актерского искусства и учил ее двигаться и произносить текст, где сделать паузу, а где разразиться рыданиями. Доминго к тому времени превратился в иссохшего старичка с седыми волосами и морщинистым лицом, но, как и в молодости, гремел его голос и огнем горели глаза. И когда они с Каталиной исполняли перед Марией какую-нибудь сцену, место поседевшего, морщинистого, потрепанного жизнью пьянчужки занимал галантный кавалер, принц крови, пылкий любовник. Но Каталина стала калекой, и игра в театр закончилась. Несколько недель она провела в постели, пока местные хирурги пытались в меру своих скромных возможностей вдохнуть жизнь в парализованную ногу. Наконец, они признались, что ничем не могут помочь. Таково, мол, желание бога. Диего, ее возлюбленный, уже не приходил по вечерам, чтобы полюбезничать с ней через железную решетку, и скоро Мария принесла весть, что он собирается жениться на дочери Педро Алвареса. Доминго, чтобы отвлечь Каталину, продолжал читать ей пьесы, но теперь любовные сцены вызывали у девушки столь безутешные рыдания, что ему пришлось отказаться от этой затеи.

3

Каталина проспала несколько часов и проснулась, услышав, что мать суетится на кухне. Девушка схватила костыль и заковыляла к ней.

- Где дядя Доминго? - спросила она, так как хотела, чтобы и он услышал ее рассказ.

- В таверне, где же еще, - ответила Мария. - Но я не сомневаюсь, что он вернется к ужину.