Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Вечно мечтать, вечно ждать, знать, что проходят лучшие дни жизни, видеть, как у тебя волосок за волоском вырывают золотое руно молодости, никого не сжимать в объятиях и слышать, как тебя обвиняют в донжуанстве! Вот ведь какой толстый и пустой Дон Жуан!"

Contessa не спешила сдаваться. Лионель де Бонваль старался высмеять в ее глазах Бальзака, его дурной вкус, волосы, спускавшиеся на шею, кричащие жилеты, его положение "бумагомараки". Графине импонировал престиж Бонваля, "великого знатока в искусстве светской жизни". Некоторое время Бальзак мог опасаться повторения неудачи, постигшей его с кокетливой маркизой де Кастри. Тщетно надеялся он, что белокурая красавица навестит его на улице Кассини. На улице Батай он возобновил приготовления. Главным образом ради нее он заказал знаменитый белый диван, как в будуаре "Златоокой девушки". Кто же присядет на этот диван? Маркиза де Кастри или Contessa? Разумеется, Contessa.

Весна 1835 года ускорила счастливую развязку. И конечно, роман "Лилия долины" обязан своим названием госпоже Гидобони-Висконти, по-английски lily of the valley означает ландыш. Несомненно, ему доставляло удовольствие рисовать на одном и том же полотне бок о бок два контрастных женских образа: госпожу де Берни и новую свою страсть - госпожу де Морсоф и леди Дэдли.

Обладание не убило любви, наоборот. Любитель и знаток женщин, Бальзак был опьянен великолепным типом англосаксонской красавицы, который ему дано было наблюдать.

"Английская женщина, - писал он в "Лилии долины", - ...это жалкое создание, добродетельное по необходимости, но всегда готовое пасть, обреченное вечно скрывать ложь в своем сердце, но полное внешнего очарования, ибо англичане придают значение только внешности. Вот чем объясняется особая прелесть англичанок: восторженная нежность, в которой для них поневоле заключена вся жизнь, преувеличенные заботы о себе, утонченность их любви, так изящно изображенной в знаменитой сцене "Ромео и Джульетты", где гений Шекспира в одном образе показал нам сущность английской женщины. Что мне сказать вам - ведь вы столько раз им завидовали, - чего бы вы не знали сами об этих бедных сиренах, поначалу таких загадочных, а потом таких понятных; они верят, что любовь питается только любовью, и вносят скуку в наслаждения, ибо никогда их не разнообразят; в душе у них всегда звучит одна струна, голос повторяет один и тот же напев, но, кто не плавал с ними по океану любви, никогда не познает всей поэзии чувств..."

А дальше сказано так:

"И наконец, задумывались ли вы когда-нибудь о сущности английских нравов? Разве мы не видим у англичан обожествления материи, ярко выраженного эпикурейства, которому они предаются обдуманно и искусно? Что бы англичане ни говорили, что бы ни делали, Англия материалистична, быть может, сама того не сознавая. Ее религиозные и моральные принципы лишены божественной одухотворенности, католической восторженности, того глубокого очарования, которого не может заменить лицемерие, какую бы личину оно ни надевало. Англичане в совершенстве овладели искусством жить, наслаждаясь каждой крупицей материального мира; вот почему их туфли - самые восхитительные туфли на свете, их белье обладает непревзойденной свежестью, их комоды благоухают особыми духами; в определенные часы они пьют умело заваренный ароматный чай; в их домах нет ни пылинки, они устилают полы коврами от нижней ступеньки лестницы до самого дальнего уголка а доме, моют стены подвалов, натирают до блеска молотки у входных дверей, смягчают рессоры в экипажах; они превращают материю в питательную среду или пушистую оболочку, блестящую и чистую, в которой душа замирает от наслаждения, но из-за этого их жизнь становится ужасно монотонной, ибо такое безоблачное существование не ставит перед ними никаких препятствий, лишает их непосредственности восприятия и в конце концов превращает в автоматы..."

В натуре графини Висконти было нечто от этой комфортабельной материальности, но, несомненно, она могла похвастаться также незаурядным умом и характером. В ней не было ни подозрительности, ни придирчивости, ни настороженности Эвелины Ганской. Когда она подарила Бальзаку свою благосклонность, то сделала это от всего сердца, открыто. Она не находила нужным считаться с мнением света и поэтому смело показывалась с Бальзаком в ложе Итальянской оперы, но она не стремилась безраздельно завладеть им, она понимала, что художнику необходима свобода, и тихонько подсмеивалась над его приключениями.

Известно, что 16 июня 1835 года Бальзак отправился в Булонь-сюр-Мер; его отсутствие длилось шесть дней. 28 августа он снова завизировал свой паспорт для поездки в Булонь и выехал туда 31 августа в наемной коляске, а через неделю возвратил ее каретнику Панару. Булонь - порт, из которого корабли отплывают в Англию. Несомненно, Бальзак провожал графиню Висконти, отправлявшуюся на родину, где она собиралась провести два месяца. Весьма вероятно, что в августе он в новом порыве страсти ездил в Булонь встречать ее. Ему по-прежнему нравилось давать своей возлюбленной имя, предназначенное для него одного, и тут он получил разрешение называть госпожу Гидобони-Висконти Сарой (вторым ее именем), а не Фанни, как звали ее все. В 1836 году она произвела на свет сына. И хотя никаких доказательств тому не имелось, говорили, что отцом его был Бальзак. Ребенка нарекли при крещении Лионелем-Ричардом. Если бы Бальзак мог быть уверен в столь славном отцовстве, он, надо полагать, трубил бы о нем. Но недаром же новорожденный получил имя Лионель - в честь Бонваля!

Однако Сара долго оставалась любовницей Бальзака и всегда была к нему щедрой и доброй. Когда "Кроник де Пари" обанкротилась и Бальзаку настоятельно требовалось бежать из Парижа, госпожа Висконти придумала combinazione [хитрость, комбинация (ит.)], позволявшую затравленному писателю удалиться с честью.

Эмилио Гидобони-Висконти потерял мать. Он не имел ни малейшего желания расстаться со своей аптечкой и своим оркестром для того, чтобы поехать в Турин хлопотать о получении своей доли наследства. А дело было довольно запутанное. Оставшись вдовой после первого мужа, Пьетро Гидобони, от которого у нее было двое детей, госпожа Гидобони вышла замуж за француза, Пьера-Антуана Константена, и в этом втором браке у нее родился сын, названный Лораном. Таким образом, интересы наследников столкнулись. Contessa решила, что Бальзак, в юности служивший клерком в конторе стряпчего, прекрасно может защитить права ее мужа. Надо немедленно снабдить Оноре доверенностью на ведение дела и послать его в Турин. Он человек в высшей степени сведущий, и кто же, как не он, способен добиться скорого и справедливого раздела наследства? Этот идеальный посредник получит комиссионные с той суммы наследства, которую ему удастся отстоять. А в сущности, поручение было деликатным способом прийти на помощь Бальзаку.