Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Третьего мая он видел у герцогини де Кастри пьесу Мюссе "Каприз", поставленную любительской труппой. Роже Альденбург (внебрачный сын герцогини и Виктора Меттерниха) был "смешон" в роли Шавиньи; госпожа де Контад очень плохо сыграла роль Матильды. "Отчего получается, что светская женщина, изображающая на сцене светскую женщину, теряет всю свою прелесть и становится отвратительной?.. Как это возвышает настоящих актеров и доказывает их талант!.." С улицы Бак на улицу Фортюне он возвращался пешком. Хорошая прогулка! Всю дорогу он мечтал о Верховне: "С какой радостью я отдал бы все свои драмы за то, чтобы попить с вами чайку за большим, покрытым клеенкой столом в вашей столовой, а я должен ждать, когда поставят мою пьесу и подымется занавес в угоду бестолковой публике, которая меня освищет!.."

В день святого Оноре (16 мая) на улицах Парижа забили общий сбор. Мари Дорваль (у которой только что умер ее внук Жорж Люге) отказалась от роли Гертруды в "Мачехе", и роль эта по желанию Гоштейна была передана его любовнице. И все же пьеса имела блестящий успех - первый успех, достигнутый Бальзаком в театре. Наконец-то ему удалось вложить в драму силу, присущую его романам.

Сюжет пьесы таков. Гертруда де Мейлак служит гувернанткой в доме графа де Граншан, старого наполеоновского генерала, ставшего при Реставрации фабрикантом-суконщиком в Лувье (довольно странный конец военной карьеры); ей удалось женить на себе этого генерала, достославного обломка Империи, дочь которого, Полину, она воспитала. Гертруда любит Маркандаля, молодого управляющего графа, и, узнав, что в него влюблена и Полина, пытается отравить свою падчерицу. Бальзак сам указал истоки пьесы. Как-то раз, будучи гостем в одном семействе, с виду очень дружном, он заметил, какими свирепыми взглядами обменивались мачеха и падчерица, и угадал, что они ненавидят друг друга. Он не стал добиваться сведений об этих двух женщинах, как полагается делать писателю-реалисту, а предпочел довериться своей интуиции. К семейной драме он примешал картину эпохи, написанную в лучших традициях "Человеческой комедии". Молодой Маркандаль, претендент на руку Полины, - сын генерала, изменившего Наполеону в 1815 году, Граншан, ярый бонапартист, наказывает клятвопреступника даже во втором поколении он не отдаст Маркандалю свою дочь. Это вражда Монтекки и Капулетти.

Теофиль Готье написал восторженную статью: "Театр-Историк вопреки неблагоприятным обстоятельствам и летней жаре только что достиг успеха, которому мы очень рады, потому что он побудит гениального писателя посвятить драме и комедии редкие качества, которые он проявил в романе". Готье задается вопросом, почему самый глубокий знаток сердца человеческого раньше не проявил в театре поразительного своего таланта, делавшего его литературным феноменом, столь же удивительным для физиологов, как и для поэтов, и дает такой ответ: "Цензура, сейчас фактически уничтоженная, была в данном случае самой малой помехой, тут надо говорить о трудностях внутреннего порядка, о скрытых ловушках, о тайном отвращении, о нарочито воздвигаемых преградах, о всяческих препятствиях, отделяющих замысел произведения от его осуществления перед рампой..." Гордость гения возмущается этими западнями: "Директор, режиссер, актеры мужского и женского пола, статисты... машинисты, декоратор и осветитель одержимы одной мыслью: навязать вам не ту драму, которую вы написали, а другую... Вы уступаете их требованиям, и публика освистывает все те глупости, которые они всем скопом нагородили".

На этот раз у Бальзака руки были развязаны, и критика единодушно отнеслась к нему благожелательно. Теофилю Готье, дружественному судье, вторил Жюль Жанен, зачастую враждебный Бальзаку в своих отзывах. "Мачеха", - писал он, - вполне удавшаяся пьеса; лишний раз этот замечательный романист показал, что он умеет сочетать высшую степень изящества и силу... естественность, искусство и талант". К несчастью, политические бури оказались роковыми для спектакля. Париж горел в лихорадке восстания. Многие не решались выйти из дому. Со второго представления театр на две трети пустовал. Гоштейн уведомил автора, что увозит свою труппу в Англию. Пьесу возобновят позднее, когда волнения стихнут. "Мачеха" не принесла Бальзаку и пятисот франков! Но похвалы действовали ободряюще, побуждали и дальше идти по этому пути. У Бальзака были замыслы других пьес: "Мелкие буржуа", "Меркаде", "Оргон", "Безумное испытание", "Ричард Губчатое Сердце", "Петр и Екатерина". Ганской он сообщал, что напишет все эти пьесы "для очистки совести". "Если же до декабря этого года положение не изменится ни для моей жизни, ни для моего сердца, я больше не стану бороться, пусть течение потихоньку уносит меня, как утопленника. Вы больше ничего не услышите о Бильбоке..."

Этот элегический тон порожден новыми тревогами, вызванными Евой. Она была внимательна и нежна к своему любовнику, пока тот гостил в Верховне, а лишь только он вернулся в Париж, стала как будто равнодушной и черствой. Эта чувственная женщина испытывала потребность в непосредственной близости, тогда как у Бальзака с его богатым воображением любовь кристаллизовалась на расстоянии. Он писал Ганской целые тома, в ответ получал записочки. Она советовала ему жениться на молоденькой. Алина Монюшко, которой он показал это невероятное письмо, сразу же предложила ему в жены свою дочь Полину, и он счел это еще более невероятным. Бросить красивую юную девушку в объятия пятидесятилетнего мужчины... Но сестры были врагами друг другу.

Маргонн, видя, что он печален и одинок, обычным своим холодным и изысканно вежливым тоном пригласил его к себе в Саше, где писатель мог спокойно поработать. Бальзаку хотелось закончить роман "Мелкие буржуа", и, кроме того, его угнетало необъяснимое молчание Чужестранки - он принял приглашение.

Сначала Саше хорошо подействовало на него, он вновь увидел родную Турень, ее леса, ее прекрасные долины, маленькие замки, описанные в "Лилии долины". Вспоминая день за днем счастье, пережитое в Верховне, он сравнивал себя с Луи-Филиппом, который в своем изгнании в Клермоне наверняка с тоской вспоминал о Тюильри. Февральская революция нисколько не изменила жизни в замке. Госпожи де Маргонн, унылой горбуньи, уже не было в живых; все так же яростно после завтрака и после обеда Маргонн и его гости сражались в вист с соседними мелкими помещиками. Вино из виноградников Вуврэ бросалось в голову, а работа над "Мелкими буржуа" совсем не двигалась. Несмотря на строгую бережливость Маргонна, ели в его доме хорошо, слишком хорошо для Бальзака, у него усилились одышка и перебои в сердце. Ему трудно было подниматься в гору, а еще труднее взбираться по ступенькам лестницы - он задыхался. Он думал, что у него отек легких, что разбухшее сердце "переполнено кровью".