Славомир Мрожек - Дневник возвращения

Что же касается того пожара, спасло нас тогда чудо: ветер изменил направление и огонь не перескочил через дорогу.

Ранчо "Ла Эпифания", 21 июня 1996 г.

Когда они подошли к моему шурину, который остановился на красный свет на перекрестке в самом центре Мехико, то сказали ему так:

- Будьте добры (por favor) отдать нам ключи и выйти из машины вместе с членами вашей семьи. В противном случае мы будем вынуждены застрелить вашу супругу и ребенка. Спасибо (gracias).

Просьба подкреплялась револьвером большого калибра, приставленным к голове.

- Ну разумеется, пожалуйста, - ответил шурин, тоже мексиканец, поскольку у него не было ни малейшего сомнения в том, что они сделают то, что обещали. Затем он исполнил их просьбу.

- Тысяча благодарностей (miles gracias).

И отъехали на его автомобиле.

Откуда мне знать, как они разговаривали, если меня при этом не было? Просто нет такой ситуации, в которой мексиканцы не были бы вежливы. По-хамски здесь обращаются только богачи с бедняками или чиновники, особенно самого низкого уровня, с темнокожими посетителями, то есть с indios. У них самих кожа не светлее, но зато они обладают властью и проявляют ее.

Чем проще народ, тем лучше манеры. Вы можете себе представить следующий диалог между двумя крестьянами, работающими в поле?

- Пан Юзеф, пожалуйста, передайте мне грабли.

- Ну разумеется, пан Владек.

- Большое спасибо.

Подобное я слышу в Мексике. Сижу, например, за письменным столом и через открытое окно слышу разговор крестьян из ближайшей деревушки, которые работают в нашем огороде:

- Don Adolfo, paseme la pala, por favor.

- Como no.

- Gracias.

Что означает:

- Дон Адольфо, передайте, пожалуйста, лопату.

- Разумеется, прошу вас.

- Спасибо.

Эти крестьяне почти неграмотны, в их домах нет дверей (только полог), они спят на соломенных матах, постеленных на глиняном полу, и если у того, кто побогаче, есть в хижине стол, то его используют как алтарик, расставляя на нем образа святых и телевизор. Для других целей стол не используется никогда. Едят они сидя на корточках вокруг очага на том же глиняном полу. Нет ни печей, ни клозетов - даже в виде деревянных будок.

"Пожалуйста", "спасибо" и "извините" - три слова, чаще всего произносимые в Мексике. Традиция вежливости простирается в давние времена. Я читал воспоминания сеньоры де ла Барка, жены посла Великобритании в Мексике. Во время стоянки дилижанса произошла стычка между двумя солдатами из отряда сопровождения, и сеньора де ла Барка была поражена как изысканной вежливостью противников, так и тем, что дело едва не закончилось убийством. Мексиканец способен убить и нередко убивает, даже не моргнув глазом, но при этом никогда не оскорбит.

Поскольку я возвращаюсь в Польшу, все это дает мне пищу для размышлений по поводу различий между обычаями разных стран. Например, такого явления, как группа подростков, идущих по улице и при этом орущих, издающих непристойные звуки и оскорбляющих весь мир самим фактом своего существования, в Мексике не увидишь, хотя встречается оно не только в Польше, но теперь уже и в прекрасной Франции. Хулиганство, вандализм или как это теперь называется - если вообще как-то называется, поскольку из исключения превратилось в правило, повсеместно слишком распространенное, чтобы его как-то еще специально называть, - в Мексике не известно. Равно как и любая беспричинная злоба по отношению к ближнему. Здесь вас могут ограбить средь бела дня, часто это делает полиция, но вам всегда оставят несколько монет на трамвай (здесь - на автобус), вернут документы, и все это очень вежливо.

Но что самое удивительное, при всеобщей нужде здесь неизвестна или по меньшей мере открыто не проявляется зависть. В Мексике считается, что она позорит того, кто ее испытывает, как черта низменная и унизительная. В особенности - зависть тайная. Поэтому здесь нет обычая царапать автомобили гвоздем или гадить во дворах на дорожках, к чему есть склонность у нашего народа. Мексиканец может схватить мачете и поранить тебя, но никогда украдкой не наложит кучу на твой половичок. Признаюсь, что с точки зрения морали для меня более предпочтительны мексиканские нравы.

Ранчо "Ла Эпифания", 5 июля 1996 г.

Шесть лет тому назад я сидел и что-то писал в единственном тогда пригодном для этой цели помещении - одноэтажном домике, стоящем у дороги, которая шла по склону между casa grande и ruedo, круглой ареной для выездки лошадей, на дне долины, - когда в дверях, открытых в сторону сада, промелькнул Пако, крича: Caramba!

Пако никогда не ругался и никогда не передвигался бегом, так что я понял, что произошло нечто чрезвычайное. Жизнь на ранчо напоминает езду на автомобиле: что такого невероятного может произойти во время поездки на автомобиле? Только катастрофа. Значит, наверняка случилось какое-то несчастье. И действительно, лошадь укусила в лицо Эразмо, мальчика-конюха. Пако бежал, чтобы вытащить его с ruedo, за пределы досягаемости лошадиных зубов и копыт.

Мы отвезли Эразмо в больницу. Несколько дней не было уверенности в том, что он выживет. То был один из тех периодов, когда Дьявол забирает всю округу под свое владычество. Такое случается только летом, в сезон дождей и бурь. Присутствие зла ощущается чуть ли не физически. Научно это можно было бы объяснить конденсацией магнитных и электрических полей; в нашем чулане хранятся восемь телефонных аппаратов, сожженных молнией за четыре года, в среднем по два аппарата в год. Один из этих призрачных сверкающих шаров гнался за мной по всей башне, но не догнал. Удовлетворился сожжением факса.

Та поездка запомнилась надолго. Нужно было спешить, а ливень намертво пригвождал дворники к стеклу, размыл дорогу, выбил в ней ямы, превратил в озера глинистые лужи и стремительные потоки воды. Перед Императорским мостом, Puente del Emperador, опрокинулся грузовик с прицепом, кирпичи рассыпались по дороге. Наутро там прибавился еще один крест и букет свежих цветов - обычай таков, что на месте, где погиб человек, устанавливают деревянный крестик; возле Императорского моста их уже набралась целая колония.

Эразмо мы навещали в больнице ежедневно, пока опасность для жизни не миновала и он не вернулся в деревню на поправку. Мы сохранили дружбу с его семьей, особенно с матерью, ведь в Мексике не принято, чтобы работодатели так заботились о работнике. Продолжали платить ему жалованье, а также пособие для матери, поскольку в каждой мексиканской семье много детей, хотя зачастую нет отца. Деньги мы передавали через Пако, нашего управляющего. Когда Эразмо полностью поправился, Пако передал ему от нас предложение вернуться на работу. Но ответ он нам принес отрицательный.

Прошло пять лет, и в результате некоторых обстоятельств, которые не относятся к этой истории, Пако был уволен и вместе с семьей удален с ранчо, где он пользовался служебным жильем. Вскоре после этого появился Эразмо и попросил дать ему работу. Он был уже взрослым женатым мужчиной, и у него родился первый ребенок. И тут выяснилось, почему он пришел лишь через пять лет. Прежде всего, он не имел понятия о нашем предложении, поскольку Пако ничего ему не передавал. Напротив, он заявил, якобы от нашего имени, что Эразмо уволен. А интерес его в этом мошенничестве состоял в том, что ни разу не передал ни Эразмо, ни его матери тех денег, что он мы им через него посылали. Он их клал в собственный карман, потому и солгал Эразмо, что мы в нем уже не нуждаемся, а нам - что Эразмо не хочет у нас работать.