Игорь Оськин - Эвтаназия советского строя

Разгадка такова: затраты энергии на информацию о молекулах намного превосходят ту, которая может быть получена внутри шара. Для получения информации необходима энергия. На этой идее люди спотыкаются. Да и как не споткнуться: человек ничего не делает, только наблюдает, и ему кажется, что он получает информацию бесплатно. Но у тебя может не хватить сил (энергии) для того, чтобы получить нужную информацию вовремя, когда она позволит предвидеть события. Автор образа добавляет: во многих случаях потребность в такой энергии может превзойти всю энергию, имеющуюся в данный момент в распоряжении человечества.

Отсюда следует вывод: нужно умерить свои аппетиты по упорядочению хаоса, нужно согласиться на жизнь в условиях неопределенности.

Подход весьма успокоительный: не суетись и не волнуйся, коль скоро все равно невозможно предсказать какие-то будущие повороты событий. Шутка юмориста становится правилом жизни: давайте переживать неприятности по мере их поступления.

Загвоздка вот в чем: как отличить простое от сложного, предвидимое от непредсказуемого.

И еще одна информационная проблема – слово, язык как средство обмена информацией между людьми. Пусть энергия затрачена, информация получена, остается только изложить факты и мысли правильно и так, чтобы все люди понимали их одинаково. Оказывается, это непросто. Факты, явления выхватываются из многообразия мира, их словесное описание отсекает какие-то связи с внешним миром; сами слова и понятия неоднозначны и расплывчаты, допускают разное толкование разными людьми. «Мысль изреченная есть ложь», — сказал поэт, и он подхватил этот слоган.

Таким образом, идейная отмычка к жизни – его самосознание – сформировалась в виде трех понятий:

1. Понятие мира.

Мир естественен (материален), бесконечен и вечен.

2. Понятие инерции.

В мире существует инерция: каждая часть мира остается тем, что есть, пока на нее не воздействуют другие. Изменения происходят при столкновениях частей мира. Сочетание изменений и инерции создает новые части мира, возможно, более сложные. В стабильных участках мира может возникнуть разум – свойство предвидеть изменения, чтобы остаться тем, что есть.

3. Понятие энтропии (неопределенности).

Для получения разумом информации о мире затрачивается энергия. Всей энергии мира может не хватить для предвидения какого-либо события. Каждое такое событие есть случайность. В мире есть неопределенность.

Нарочито примитивное изложение этих понятий, напрашивающееся на снисходительную улыбку ученого специалиста, отражает кратко и сжато его веру. Прочитав много ученых книг, выслушав много мнений, он тем не менее так и не получил готового ответа – ключа к пониманию мира и жизни. Поэтому изготовил свою собственную отмычку – простую и надежную. Она действительно простая, если говорить о том, во что он не верит:

«Первое: не верю в Бога. Ни в седобородого на небесах, ни в мировой дух. Я не понимаю бесконечность пространства и времени, просто принимаю их на веру.

Не верю в бессмертие: меня не было до моего рождения, не будет и после смерти.

Второе: не верю в целенаправленное развитие от простого к сложному, направляемое некоей созидающей силой. И поэтому останавливаюсь только на самом простом и понятном – на инерции в мире хаоса.

Третье: не верю в безграничные возможности разума. Разум предвидения ограничен потребными затратами энергии. Надо познавать и покорять мир, но надо и мириться с непредвиденными обстоятельствами – случайностями.

Человеку и человечеству не хватает слов для того, чтобы правильно отобразить многообразие и изменчивость мира. Люди плохо понимают друг друга: слаб грешный наш язык, и празднословный, и лукавый.

Все эти понятия в основном были заимствованы: за мной был лишь выбор».

На самом деле все эти соображения действуют на уровне здравого смысла в обыденном сознании большинства. В народе говорят: на Бога надейся, а сам не плошай. Бог высоко, царь далеко. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. На миру и смерть красна. Умирать собирайся, а рожь сей. Не лезь в воду, не зная броду. Человек предполагает, а Бог (Природа) располагает. Не нами заведено, не нам менять. Поступай так, как от веку заведено. И тому подобное: о вере, о развитии, о познании.

По этим понятиям истолковывал (интерпретировал) любые – большие и малые – проблемы, по ним жил. И обнаружил, что теория мертва, живо древо жизни. «Марксизм не догма, а научный метод, применяй умеючи метод этот».

Можно крупно ошибиться, если применить понятие инерции и конкуренции не по адресу. Не к популяции в целом, а к каждой особи в отдельности. Тогда и выйдешь на формулу Гоббса: человек человеку волк. И пойдешь вслед за либералами. А если применишь к популяции, то примкнешь к социалистам. Такая вот диалектика. 15

Простой народ освоил диалектику. Вот его байка:

— Василий Иваныч, а что такое диалектика?

— Объясняю, Петька. Пошли в баню грязный и чистый, а там одна шайка. Кто будет первым мыться?

— Грязный.

— Вот и дурак ты, Петька! Как же чистый будет после грязного мыться?

— «Понял, Василий Иваныч, чистый будет мыться первым.

— Вот и опять ты дурак, Петька! Зачем чистому мыться?

— Что же такое, Василий Иваныч? Как ни отвечу, всё я дурак.

— Вот это, Петька, и есть диалектика.

Конечно, утомленные высшим образованием поморщатся: фи, какая темнота, скоморошничанье. Ну уж такой у народа юмор – простонародный.

О том, что он ошибся в практическом применении своей идейной отмычки, он догадался только много лет спустя после перестройки и реформ.

Беловежское соглашение он воспринял нормально. Очевидно, подумал, требовались кардинальные меры, на которые смело шел решительный реформатор Ельцин.

— Негоже было закладывать в название страны идеологию, — говорил он Пальмскому, — помнишь, как депутаты радовались, когда переименовали РСФСР в Россию. Правда, на другой день Ельцин подправил: Российская Федерация, а Россия только в скобках.

— Все великие империи распадаются, — сказал Пальмский, — хорошо, что у нас без войны обходится.

— При чем тут распадается, только название изменили. Было СССР, Горбачев предлагал ССГ – союз суверенных государств, Ельцин – СНГ.

Впоследствии вычитал: Россия была другой империей, не британской и не французской…

Его депутат в российском парламенте Толстой проголосовал 12 июня 1991 года за суверенитет России, а в декабре 1991 – за Беловежское соглашение: 910 были "за", 10 "против" и 9 воздержались. Колесов тоже голосовал бы "за" – за компанию и по невежеству.

Вера в светлое будущее несмотря на все неприятности, общие и собственные, не покидала его. «Без трудностей и ошибок не обойтись, но впереди нас ждут свобода, равенство и братство».