Ганс Носсак - Спираль

- Все до единого свидетели утверждают, - сказал председатель суда, что вы вели необычайно размеренный образ жизни. Сам по себе этот факт заслуживает всяческого одобрения, непонятно только, почему в высказываниях свидетелей ударение явственно делается на слове "необычайно".

- Правда однообразна, господин председатель.

- Что вы сказали? Какая правда?

- Она так однообразна, что людям кажется невыносимым считать ее правдой. Отсюда и выражение "необычайно".

- Вы, стало быть, думаете, что лишь вы открыли правду?

- Да нет же. Все знают правду, но только время от времени пытаются ускользнуть от нее, дать себе, пусть короткую, передышку, спрятавшись за неправдой. И это, конечно, легко прощается.

- Не могу избавиться от чувства, что в этом вопросе вы что-то скрываете, - сказал председатель суда раздраженно. - Или по меньшей мере, что вы каждый раз увиливаете от ответа.

- О нет, уж точно я не увиливаю. Даже от однообразия не сумел увильнуть. И здесь, в зале суда, признал неуверенность в себе. Хотя не каждый это признает. Не правда ли?

- По-моему, вы скорее кажетесь человеком уверенным в себе, человеком, который очень хорошо знает, чего он хочет.

- Это только видимость, и вот откуда она взялась: я знаю совершенно точно, что именно для меня неприемлемо. Я это познал на собственном опыте. И то был болезненный опыт.

- И все же, - председатель суда то и дело возвращался к исходной точке, - и все же ваша жизнь и ваш брак в известном смысле выглядели образцовыми, но во всех положительных высказываниях о вас заметно некоторое сомнение или, если выразиться точнее, некоторые колебания. Позвольте мне это сформулировать иначе: когда людей спрашивают, какого они о вас мнения, они вместо того, чтобы ответить - прошу прощения за вульгаризм - "Этот парень что надо!", говорят с едва заметным предубеждением в голосе: "Ничего дурного о нем не скажешь", и звучит это почти так: "Ни в чем дурном он пока не замечен". Ясна ли вам разница?

- Они мне не верят, - сказал подсудимый, улыбаясь.

- Да, вот именно. А почему?

Люди полагают, что за однообразием его жизни скрывается нечто другое. Порок или какие-то отклонения от нормы. Ибо без причины, по их мнению, ни один человек не согласится вести такое однообразное существование. И хотя ему выдали, так сказать, свидетельство о благонадежности, люди чувствуют себя в его обществе неуютно. Они не могут избавиться от недоверия. Он, кстати, изо всех сил старался рассеять это недоверие. Например, по понедельникам с утра изучал газету, чтобы узнать, какая футбольная команда выиграла, и таким образом не попасть впросак в разговоре - клиенты этого не любят. Он настолько поднаторел в футболе, что знает о нем даже больше некоторых заядлых болельщиков. С политикой и с остальными злободневными историями происходит то же самое.

- Надо только обладать соответствующим чутьем, - заметил подсудимый, улыбаясь, - понимать, что сегодня интересует публику. Это не так уж трудно.

Но, разумеется, это опять же утомительно, утомительно все время играть роль, стараясь не настораживать окружающих. Надо, к примеру, точно вычислить ту секунду, когда положено ударить кулаком по столу, демонстрируя свой гнев по поводу безразличной тебе политической ситуации или по поводу ошибки футболиста - общего любимца. Возможно, что он не всегда выбирал подходящий момент, не исключено, что люди это замечали.

- Что? Что именно могли заметить люди?

- Что моя личная жизнь или, скажем, то, что здесь, в этом зале, называют личной жизнью, служило всего лишь маскировкой.

- Ваша личная жизнь? - воскликнул председатель суда с несказанным удивлением. - Вы уже до этого сказали нечто подобное. Странное заявление, должен отметить со всей откровенностью. Мне кажется, все мы исходим как раз из обратного. Позицию в обществе можно было бы скорее назвать маскировкой наших человеческих качеств, ну а что касается личной жизни, то...

Подсудимый кивнул.

- Да, я знаю, это одно из общепринятых заблуждений.

- Прежде всего я хочу указать на опрометчивость вашего заявления, подсудимый. Нет, прошу не перебивать меня. Мы пришли сюда не для дружеской беседы, вы находитесь на скамье подсудимых. Запомните. Но я хотел бы довести до вашего сознания: как можете вы, один человек, считать, что все остальные заблуждаются? Общепринятые заблуждения. Хорошенькая штука!

Подсудимый стоял, опустив голову. Он, видимо, обдумывал замечание председателя суда. Наконец он сказал:

- Да, это очень опрометчивые слова. Лучше оставить эту тему.

- Почему?

- Да потому, что в противном случае я наговорю кучу опрометчивых слов. Все дело в тех вопросах, которые здесь задают. И в том положении, в какое я поставлен.

- В какое, собственно?

- В положение подсудимого.

- Ага! Если я вас правильно понял, вы отказываетесь отвечать потому, что боитесь уличить себя ненароком?

- Боюсь уличить? - переспросил подсудимый.

Быть может, повторяя вопрос, он не подумал ничего особенного, однако председатель суда усмотрел в словах подсудимого скрытую издевку и призвал его к порядку.

- Итак, скажите коротко и ясно: вы отказываетесь отвечать?

- Я не отказываюсь, но в интересах суда прошу оставить эту тему, ведь она приведет только к недоразумениям, которые будут также истолкованы как опрометчивые ответы. Поверьте мне наконец, господин председатель: человека, который всю ночь напролет трясся в поезде, чтобы забрать свою жену, нельзя ни в чем уличить. В крайнем случае его можно сбить, ведь он так устал. Разве не лучше держаться фактов, которые непосредственно касаются суда?

- Я в последний раз напоминаю: предоставьте уж нам решать, касается это суда или не касается... Что вы подразумевали под словом "маскировка"?

- Все то, что можно застраховать. Все, что подвластно законам. А кто эти законы не исполняет, того можно соответственно наказать.

- Почему или перед кем вы считали нужным маскироваться?

- Я маскируюсь, чтобы получить передышку.

- Передышку? Хватит говорить загадками. Прошу вас.

- То была попытка спастись от преждевременного уничтожения, став незаметным. Ведь то, что уничтожает, преисполнено ненависти и, подобно клейкой массе, течет туда, где образуется вакуум, в пустом пространстве эта масса застывает. Быть может, моя попытка не удалась. Потому-то я и стою здесь.

Прокурор пришел на помощь председателю суда:

- Иными словами, вашу жену вы использовали с целью маскировки, как вы это сами называете.

- Как раз с ней я был ничем не прикрыт ни с какой стороны.

- Таким образом, ваша жена ни в коем случае не могла ждать от вас надежной защиты?

- Это звучит слишком хитроумно, господин прокурор.

- Не увертывайтесь, подсудимый, - крикнул прокурор. - В самом деле, вы умеете чрезвычайно ловко защищаться. Не надо, однако, считать, что в суде сидят круглые дураки. По отношению к вашей жене вы использовали ту же тактику уверток?