Ганс Носсак - Спираль

- Насчет самой страховки можете уже не беспокоиться. На всякий случай из фирмы Грудица на следующее утро позвонили к вам в контору, и ваш доверенный отметил взнос. А в ту ночь с новой машиной никаких неприятностей не произошло.

- Какое счастье! - воскликнул подсудимый с явным облегчением. - Очень часто именно в такие часы и случается что-нибудь скверное.

- Удивительно, что урегулирование этого, в сущности, чисто служебного дела, к тому же довольно второстепенного, вызывает в вас такое ликование.

- Прошу покорно... - Но тут подсудимый неожиданно рассмеялся. - Да, извините, это действительно странно. Старая привычка, она укоренилась во мне еще в то время, когда я был таким положительным... Ох уж этот Грудиц! Однако что нам до Грудица? Милый человек, типичный подрядчик, глава фирмы, что ему еще нужно? И все же хорошо, что эта история так просто разрешилась. Теперь вы сами видите, что напрасно ломали себе голову насчет телефона.

- Быть может, вы позволите в дальнейшем вести допрос мне, я бы очень просил вас об этом, - сказал председатель суда. - И напрасно вы считаете, что все это так уж просто. Если господин Грудиц говорил с вашей женой по телефону, а вы, видимо, об этом не подозревали, если ваша жена не сообщила вам о звонке Грудица, то, стало быть, не исключено, что она говорила по телефону и с другими лицами, тоже не ставя вас об этом в известность. Не прерывайте меня, пожалуйста. Во всяком случае, такая возможность существует, хотя суд ничего определенного о разговорах вашей жены с другими лицами не знает. Для нас звонок Грудица важен и по другой причине: благодаря ему мы уточняем время. Без четверти одиннадцать кто-то в вашей квартире снял трубку, какая-то женщина. Я говорю "какая-то женщина" постольку, поскольку господин Грудиц не был знаком с вашей женой и, значит, не знал ее голоса, таким образом, это могла быть не ваша жена, а любая другая женщина.

- А какой у нее был голос?

- Подсудимый, суд предоставит вам слово только после того, как вас о чем-то спросят... Давайте предположим все-таки, что трубку сняла жена подсудимого, ведь уголовной полиции не удалось установить каких-либо фактов, противоречащих этому. Таким образом, господин Грудиц был тем последним человеком, который общался с женой подсудимого, правда, общался только по телефону... А теперь я хочу спросить вас, подсудимый, вот о чем... Только вникните хорошенько. Чем вы объясняете, что ваша жена вопреки обыкновению не подозвала вас к телефону, хотя господин Грудиц настоятельно просил об этом, хотел поговорить с вами лично?

- Это... это я тоже не понимаю. Может быть...

- Что?

- Может быть, она тогда плакала и не хотела, чтобы я увидел ее слезы.

- Пусть, звучит убедительно. Насколько нам известно, ваша жена ответила: "К сожалению, мой муж не может подойти к телефону". Или же: "Моего мужа, к сожалению, сейчас нет дома". Господин Грудиц не сумел дословно воспроизвести ее ответ. Он не исключает даже, что ему сказали: "Моего мужа, к сожалению, больше никогда не будет".

- Да нет же, господин Грудиц, наверно, просто неправильно понял ее. Я ведь был, сидел внизу, и жена это знала. Если бы я только услышал ее голос, я бы сразу понял... Ведь по голосу все понятно.

- Итак, напрашивается вопрос - допустим, мы правильно истолковали слова подсудимого, - напрашивается вопрос, что произошло наверху в спальне с десяти до приблизительно без четверти одиннадцать? Иными словами, что могла предпринять за эти сорок пять минут жена подсудимого? Что побудило ее в корне изменить свое поведение? И что, наконец, заставило со заплакать? Можно предположить, конечно, что все это случилось и позже. Итак, остается еще возможность другого телефонного разговора, который и дал последний толчок. Звонок Грудица, как бы то ни было, доказывает, что подсудимый вполне мог не услышать ни предыдущего звонка, ни последующего. Прислуга тоже не слышала телефонных звонков, она от них не проснулась... Прошу вас, господин прокурор...

Прокурор сказал, что он, так же как и господин судья, не хочет подвергать сомнению показания подсудимого, он обращает внимание, однако, на то, что совершенно не учтена еще одна возможность. А именно! За этот промежуток времени жена могла спуститься по лестнице...

Подсудимый возразил, что это он наверняка услышал бы.

Суд далеко не убежден. Раньше, когда речь шла о телефонных звонках, подсудимый признался, что не обладает столь острым слухом, как его супруга. Кроме того, жена подсудимого могла нарочно спускаться очень тихо, быть может, даже сняв туфли. И не исключено, что она, стоя под дверью гостиной, прислушивалась к происходящему внутри...

К происходящему внутри?.. Что же там внутри могло происходить?

Именно этот вопрос следует выяснить. Во всяком случае, его жена могла услышать в гостиной нечто такое, что довело ее до слез.

Его жена не подслушивает под дверями, с возмущением крикнул подсудимый. И не спускается по лестнице, сняв туфли. Какое чудовищное предположение! К тому же жене не к чему было прислушиваться.

Не имеет ли подсудимый привычки говорить вслух сам с собой?

Сам с собой? Громко?

Да, в этом нет ничего из ряда вон выходящего, сказал прокурор. Эта привычка часто встречается у людей, непомерно запятых собой.

Может быть, он говорит во сне, это не поддается контролю, но он не спал, он бодрствовал и владел всеми своими чувствами.

Владел всеми чувствами? Прокурора явно заинтересовало это определение. Почему он так подчеркивает свое состояние?

Подсудимый ответил: потому что эти часы перед сном для него самые важные. Именно в эти часы, как ни в какие другие, он владеет всеми чувствами. Часто он с трудом прерывал свое вечернее бдение, только мысль о следующем дне, о работе заставляла его идти спать. И конечно, он не хотел волновать жену, которая считала, что долгое бодрствование по вечерам подрывает здоровье. И все же каждый раз это казалось ему чем-то вроде предательства.

Предательства?

Не совсем предательства. Скорее чем-то похожим на предательство. Такое ощущение бывает у человека, когда он не делает чего-то, что обязательно должен сделать и к чему представилась возможность. Но он сам эту возможность упустил.

Знала ли жена подсудимого о его настроениях?

Его жена знала о нем решительно все, даже если они случайно находились на разных этажах. Тогда она, наверно, улавливала его состояние еще более точно, нежели в то время, когда они сидели рядышком. Тут подсудимый вдруг запнулся и на вопрос прокурора, почему он замолчал, ответил, помедлив немного: он внезапно вспомнил одну сценку. Однажды вечером - это случилось сравнительно недавно - они с женой еще сидели вместе внизу, она вдруг сказала ему: "Мне тебя жаль". Без всякого повода: до этого они долго молчали, а еще раньше говорили о разных пустяках. Стало быть, она не имела в виду ничего определенного, да и слова ее звучали как будто издалека, словно доносились из отдаленной комнаты, в которой не видно говорящего, или же шли откуда-то, где бушевала снежная буря. И в ее словах был оттенок презрения; впрочем, все это могло ему показаться. Но во всяком случае, он сразу ощутил в словах жены что-то опасное.