Фрэнк О'Коннор - Быль о коммивояжере

- Ты в этих делах ничего не понимаешь, - утомленно говорил Кронин, откидываясь на стуле и терпеливо играя карандашом. - Линнейн ни за что на это не пойдет. Это дело подлежит суду присяжных, а от присяжных так и жди подвоха. Они хитрее судей, хоть судьи хитрее черта. Вид у тебя прекрасный, ты хорошо одет, а этот кучер, по твоим же собственным словам, - оборванец. Что будет, если ты налетишь на присяжных из оборванцев? Они решат, что, поскольку бедняжка-ответчик тоже оборванец, он вправе получить от страхового общества пожизненную пенсию по инвалидности. Их, чертей, вполне на это хватит. Ты сам решил бы точно так же, будь ты оборванцем. Выкинь ты из головы этого пьянчужку!

Когда дело назначили к слушанию, Чарли совсем пал духом. Он провел две бессонные ночи, аккуратнейшим образом высчитывая, на чем его можно подловить, и вспоминая былые грехи, которые противная сторона способна воскресить и обратить против него. Адвокатом кучера был один из знакомых семьи Хэлигэнов, некто Майкл Дан, и Чарли надеялся, что, по этому случаю, может рассчитывать на некоторое снисхождение. Но, с другой стороны, если Дан решит иначе, он в два счета сумеет дознаться о Чарли больше, чем желательно. Дело выглядело скверно. Чарли явился в суд вместе с Сильей, бледный, как смерть, и тусклым голосом заявил, что, наверное, никогда больше в жизни не сможет сесть за баранку. Это будет висеть над ним до конца дней, это вымогательство - всем понятно, что это вымогательство, но государством дозволенное, а юристами поощряемое. Силья вообще молчала. Она считала, что дешевле было бы. откупиться от кучера, сунув ему пару фунтов.

Вечером она собиралась на танцы, но не с Чарли. То есть она предлагала Чарли быть ее кавалером, но тот отказался. И даже решил, что она бессердечная личность. Только бессердечная личность способна звать на танцы человека, у которого отнято будущее. На другом конце скамьи сидел кучер, его отрешенный и крайне болезненный вид сулил ему победу, а на сиденье рядом с ним лежал его котелок.

Подавшись вперед, Чарли взялся было слушать конец предыдущего дела, но не понял ни слова и только еще больше расстроился. Судья, пожилой, румяный, седовласый, похоже, был глух и зол на всех. Тут объявили дело кучера, и встал Майкл Дан. Он оказался высоким, аскетического вида человеком с черными усиками и в больших темных очках. По первым же его замечаниям Чарли понял, что никакого дружеского отношения ожидать не приходится, и перепугался окончательно.

Вызвапи кучера. Тот поволокся на трибуну так, словно вот-вот упадет и умрет. Его ответы, произнесенные голосом страдальца, едва достигали ушей присяжных.

У него был кучерский способ внушать расположение, он обращался к суду, точно проводник, ведущий группу туристов из Америки на экскурсию по озерам Килларни.

Он демонстрировал места, где ощущает боли, словно исторические достопримечательности. Что же касается возмещения, заявил он, то, будучи человеком маленьким и не от мира сего и не имея ни малейшего понятия о деньгах как таковых, он целиком и полностью полагается на несомненное благородство господ путешествующих.

Кронин и Линнейн в своих расчетах не ошибались, уразумел Чарли. Презренная кучерская метода была ему ясна. Кучер прибеднялся.

К счастью, через четверть часа выяснилось, что судья имел в виду совсем другое дело и спутал кучера с возчиком ручной тележки, сбитым на железнодорожных путях. Майкл Дан, пытаясь наставить его милость на путь истинный, нарушил приличия, допустив намек, что судья не знает разницы между двуколкой и двухколесной тележкой, а она все же есть, хотя и невелика. Судья оскорбился и начал вымещать зло на ком попало. Он подобрался на скамье так, словно занял огневую позицию и сейчас расстреляет в зале каждого десятого.

- Был бы рад, если бы адвокатура усвоила, что я нахожусь в здравом уме, - огрызнулся судья.

- Простите, ваша милость, - сказал Дан, - но я ни на минуту не полагал...

- И хотя я, может быть, не так молод, как адвокатура, я все же знаю разницу между двуколкой и двухколесной ручной тележкой, - прервал его судья и сопровождал допрос кучера уничижительными замечаниями до тех пор, пока тот не взвыл во весь голос, позабыв свою роль. Атмосфера экскурсии мигом рассеялась без остатка.

Вот она, судейская хитрость! Очередь Чарли близилась, чувствовал он себя все скверней, все растерянней.

Но когда он побрел к свидетельскому возвышению, на него сошло внезапное и счастливое озарение. Он произнес клятву дрогнувшим голосом так, что всем стало ясно:

вот наконец человек, понимающий, что произносит.

Судья глянул на него, как дитя на новую игрушку.

Чарли низко поклонился судье (и тот настолько удивился, что поклонился в ответ), затем (уже не так низко)

поклонился присяжным, одарил их покоряющей улыбкой и, скрестив ноги, сел. В миг озарения он постиг, что суд несчастен, суд изнывает от скуки, а Чарли знал:

единственное лекарство от скуки - это купить что-нибудь. Вся страна с ума сходит от скуки, потому что обречена считать каждый пенс. Выразите вашу веру в жизнь и обязательно купите интерес к предстоящим событиям!

И Чарли принялся соблазнять присяжных своей басней, на которую не поддался бы ни один юрист. Он отвечал не на те вопросы, что ему задавали, а на те, что должны были задать, он распоряжался вопросами, словно они были всего-навсего словами поощрения со стороны доброго слушателя. Он точно показал, при каких обстоятельствах произошел несчастный случай, и при этом так расхаживал, так жестикулировал и так великолепно играл голосом, что даже судья заинтересовался предлагаемым товаром. Чарли добавил несколько забавных реприз о совете графства и состоянии дорог, о привычках ирландских водителей и - совершенно пренебрегая предупреждением Кронина, - также о нетрезвости кучера. Дан вскочил и запротестовал, но судья еще не простил ему недавней дерзости и приструнил его. Судья заявил, что Чарли производит впечатление честного и наблюдательного человека, а правдивость его показаний всем видна, а главное - отчетливо слышна.

Даже когда Дан приступил к перекрестному допросу, Чарли нимало не смутился. Наоборот. Дан больше не казался ему инквизитором, который во всеоружии изощренных пыточных станков собирается выведать все тайны его былой жизни; просто, покушаясь сорвать сделку, сюда проник человек, не достойный доверия, какойто захолустный спец, фыркающий на превосходную конторскую мебель. Перед этим злокозненным интриганом Чарли напустил на себя соответственно-удрученный вид. Дан, притворясь, что взор его бродит далеко в поисках вдохновения, заговорил с Чарли, словно бы из бездн непостижимого глубокомыслия.

- Мистер Форд, - сказал оп, презрительно смерив Чарли взглядом поверх роговых очков, - вы берете на себя смелость утверждать, что в упомянутую ночь мой клиент находился под воздействием винных паров.