Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант

- Вроде бы, - неуверенно согласилась Надя.

- Отчего же «вроде бы»? - возразил Ефим чуть упавшим голосом. И в его душу вкралось сомнение... Нет, быть не может, уж очень страшно было поверить, что его надежда - призрак. - Вот увидишь, вот увидишь, все будет в порядке, - успокаивал он больше себя, чем жену. - Давай-ка лучше выпьем за удачу!

Вино есть вино. Действует оно безошибочно, тем более на непьющих. Еще оставалось вино в бутылке, а повеселевшие, разрумянившиеся Сегалы, забыв о невзгодах и сомнениях, аппетитно закусывали, оживленно болтали, строили радужные планы.

- Во-первых, - мурлыкал Ефим, - мы немедленно выкупим из ломбарда часы. На постоянную работу спешить не буду, попробую зарабатывать литературным трудом. А затем, догадываешься?

Надя отрицательно покачала головой.

- Займусь-ка я всерьез поэзией. Если не теперь, то когда же? Наверно и талант, если его не развивать, увядает... Через каких-нибудь два года, - продолжал он грезить наяву, - выйдет первый сборник моих стихотворений. Переберемся из нашей берлоги в светлую, просторную комнату (отдельная квартира была выше его грез и фантазий), родишь ты нам сына или дочку, все равно. Мне тогда исполнится тридцать четыре, тебе - двадцать семь, всего-то! Вся жизнь впереди.

Приподнятое настроение Ефима передалось и Наде, чему способствовало и выпитое вино. До позднего вечера возбужденная, развеселившаяся пара беззаботно болтала о том, о сем. И даже не очень-то реальные планы представлялись вполне осуществимыми.

Решено: Ефиму нет никакого резона судиться с Щукиной. Зачем зря трепать нервы себе и Наде? Известно: он без пяти минут Рокфеллер.

Утром, проводив Надю на работу, Ефим привел в порядок свой туалет и направился, как на праздник, в редакцию за расчетом. Сперва зашел в общую комнату. Алевтина, Пышкина и Жора были на своих местах.

- Здравствуйте, коллеги! - голос Ефима звучал приподнято, немного даже артистично. - Бог в помощь!

Все трое, как по команде, повернули головы в его сторону. На лицах - удивление. У Анфисы Павловны - с ехидцей, у Алевтины - с недовольством, у Жоры - с холуйской глупцой.

- Здорово, гуляка вольноопределяющийся, - не преминула кольнуть Пышкина. - Погляди-ка на него, Тина: блестит, как новый пятиалтынный. С чего бы?

Сверкнув васильковыми глазками сквозь стекла очков, Тина насмешливо определила:

- Это Надька его нафуфырила по случаю увольнения из редакции, наверно.

- Алевтина Михайловна, вы угадали! На нашей улице сегодня действительно светлый праздник: Надя на прекрасной работе, ее там хвалят, растет, не в пример некоторым, оба мы избавились от здешней творческой атмосферы. Как видите, поводов для хорошего настроения достаточно.

Заметив, что дверь в кабинет редактора приоткрыта, он говорил громко, с умышленной бравадой. И не ошибся в расчете. Из кабинета, словно орудие крупного калибра, выкатилась Щукина.

- Хватит, Сегал, комедию ломать, - пробасила она, - вы лицо постороннее, попрошу вас немедленно покинуть редакцию.

- Лицо постороннее?! - Ефим от души рассмеялся. - Возможно... Но с каких пор в редакцию запрещен вход посторонним лицам? Это вы сами придумали или реализуете новое руководящее указание?

Удар пришелся в самую точку: лицо Щукиной из желтого стало бледно-серым. Она открыла было рот, но не нашлась что сказать.

- Чтобы не быть здесь посторонним, я могу, - пояснил Ефим, - восстановиться через суд.

Щукина усмехнулась, как бы себе на уме.

- Не смейтесь. Бывают ситуации, когда и звонки из райкома в суд не срабатывают... Теперь я уйду... Не забудьте повесить на двери в редакцию предупреждение: «Посторонним не входить». Или, еще лучше, поставьте милиционера.

Щукина побагровела, молча ушла в кабинет, хлопнув дверью. А Ефим направился в бухгалтерию получить расчет и должным образом попрощаться со своим старым «другом», бухгалтером.

На великих радостях он забыл спросить Даниила Борисовича, когда следует явиться для оформления юридических отношений, без которых, он понимал, никакая книга не может быть издана. Как поступить - позвонить, поехать? И когда он раздумывал, что лучше предпринять, почтальон принес ему открытку от Красницкого. «Уважаемый тов. Сегал Е. М., - говорилось в ней, - издательство просит Вас явиться десятого сего месяца от одиннадцати до шестнадцати часов для заключения договора. Захватите с собой паспорт».

Спланируй в этот момент в его руки с небес волшебное перо жар-птицы, оно не вызвало бы у него того ликования, как почтовая открыточка с долгожданными словами. Он прочел ее три раза, потом глянул на отрывной календарь, висевший над письменным столом, - сегодня и есть десятое октября! Стрелки часов приближались к десяти. Ефим торопливо надел пальто, стремглав помчался в издательство.

- Молодому творцу литературы привет! - встретил его Красницкий. - Мы вас уже поджидаем. Получили мою открыточку?

- Да, большое спасибо, - смущенно ответил Ефим.

- Что же вы стоите? Садитесь, пожалуйста! Давайте-ка ваш паспорток, заполним договорок, - балагурил Красницкий, доставая из письменного стола бланк издательского договора. Извлек из кармана красивую ручку с золотым пером, стал заполнять графу за графой, заглядывая в Ефимов паспорт.

Как ни волновался в эти исторические для него минуты Ефим, он опять, по своей извечной привычке, внимательно вглядывался в лицо Красницкого, пытаясь проникнуть поглубже в суть своего визави. Но что еще, собственно говоря, хочет он знать о Красницком? Ведь он уже сделал для Ефима такое добро, такое добро! Стало быть, Даниил Борисович - личность редчайшей душевной щедрости, в том и сомнения быть не может... Так-то оно так. Но что поделать Ефиму со своими некстати многовидящими глазами? Читают они на лице благодетеля что-то очень настораживающее. Нет, нет, укорял себя Ефим, это неправда, мне рисуется всякий вздор: я издерган, устал, изверился в людях, и глаза, и шестое чувство меня сегодня подводят, да подводят.

Усилием воли он отвел глаза от лица Красницкого, стал следить за золотым перышком, бегущим по дорогой, прямо-таки чудодейственной бумаге, зоркими глазами моментально прочел название документа: «Безавансовый договор». Сперва он не придал слову «безавансовый» никакого значения. Однако слово проникло в сознание, сверх меры привлекло к себе внимание. Ефим не знал, какие именно виды договоров существуют, по логике вещей понял: «безавансовый» - очевидно, ни к чему не обязывающий издательство по отношению к автору. На безоблачное небо его приподнятого состояния внезапно надвинулась хмарь. Он собрался уже задать вопрос Красницкому: что сие, дескать, означает? Но тот, закончив заполнять бумагу, торжественно протянул ее Ефиму.