Джеймс Олдридж - Прощай, Анти-Америка !

Этого я уже не мог понять. Взбешенный, я сказал ей!

- Господи Иисусе, Джуди, если ты хочешь, чтобы все уладилось, дай же им возможность самим это сделать.

Она остановилась и смотрела им вслед, пока они не исчезли на шоссе, высоко над нами. Затем она повернулась и нехотя села. Дора обняла ее своей жирной рукой и сказала:

- Ничего с Лестером не случится. Не волнуйтесь. Они скоро вернутся.

Однако они не вернулись, и все заботы, связанные с "кошмарным" Дориным пикником, легли целиком на мои плечи. Я перенес в машину все, что осталось от еды и питья, усадил туда обоих детей, и мы молча поехали обратно. Моника была уже дома, она загорала на веранде. Нам она сказала, что приехала на попутной машине.

- А где же он? - спросила она.

Я ответил, что Пип пошел искать ее, а Террада отправился за ним и что теперь они предоставлены самим себе. Моника кивнула и произнесла по-французски:

- Глупо приходить в отчаяние, когда это - господствующее чувство в нашем мире. Так что я не волнуюсь.

Мы не беспокоились за Пипа до самого обеда, надеясь, что они с Террадой сидят где-нибудь в баре или бистро и обсуждают свои сложные взаимоотношения и трагические последствия своих разногласий.

Мы знали, что у Доры Пипа с Террадой нет, потому что она звонила и спрашивала, не вернулись ли они. Вскоре она приехала на своем "пежо" вместе с Джуди - та с волнением спросила, нет ли от них вестей. Было почти половина одиннадцатого.

- Нет, - сказали мы.

- Пожалуйста, Кит, - сказала мне Джуди, - поищите их.

- Где же их искать? - спросил я. - Они могут быть и в Монте-Карло, и в Ницце, вокруг не меньше тысячи бистро, и кто знает, в каком они сидят?

- Ради бога! - просила она.

Тут Дора заметила, что днем мужчины выпили довольно много, и если они пили потом где-нибудь еще, кто знает, что им могло взбрести в голову и что может произойти.

- Представьте себе, - сказала она, - как возликуют американские газеты, если их обоих подберут где-нибудь пьяными и обнаружится, что Лестер встречался с Пипом. Да его просто четвертуют...

Моника выругалась, а я пришел в ярость:

- Вот было бы хорошо!

- Какой ты жестокий, Кит, - сказала совершенно расстроенная Джуди. - Не надо так.

- Словом, я ни за что на свете не стану их разыскивать во имя спасения репутации Террады.

- Я никогда и не попросила бы тебя об этом, - тихо сказала Джуди, если бы дни Лестера не были сочтены: у него рак. Он приехал сюда только для того, чтобы помириться с Пипом.

- О господи! - только и мог сказать я (нужно заметить, этот штамп всегда выручает в подобные минуты).

- Лестеру совсем плохо, - продолжала Джуди.

- Пип знает об этом? - спросил я.

- Нет. Лестер не хочет ему говорить без крайней необходимости.

Я не мог не восхититься Террадой, его великолепным самообладанием: только теперь я понял, что означал его безжизненный взгляд, устремленный в никуда, его подчеркнутое великодушие.

- Ладно, - согласился я, - только мало шансов, что я их найду.

- Знаю. Но я не могу допустить, чтобы последние несколько месяцев жизни Лестера были отравлены скандалом.

Все начиналось сначала. Но я уже отказался от попыток понять психологию победителя, который требует от своей жертвы сострадания, помощи и даже смирения. Я колесил по Ницце, Вильфраншу и Монте-Карло, заглядывая подряд во все бары и бистро, и внутренне содрогался, вспоминая о том, какая тяжесть вновь обрушилась на моего друга Пипа.

Я обследовал все места, которые мне были известны, и вдруг вспомнил, как Моника рассказывала мне в Париже, что несколько раз обнаруживала пьяного Пипа на Северном вокзале. Он заявлял, что хотел сесть на поезд и ехать домой, в Америку. Поэтому я объездил все станции и нашел их в Вильфранше - они сидели на платформе над одним из самых прекрасных заливов в мире и вели пьяный спор о том, что такое головная боль.

Была полночь. Увидев меня, они заявили, что я тоже должен ехать с ними. А они ждали поезда из Ментоны в Марсель, с тем чтобы сесть на пароход "Андре Дореа" и уехать на нем в Нью-Йорк.

- Только там, Кит, только там мы можем уладить наш спор. А здесь, - Пип с ненавистью махнул рукой в сторону самого залива и темных гор, - здесь все не то, все, все не то.

- Да, конечно, - сказал я. - Но пойдемте отсюда.

- Я же все-таки сделал это, Кит, - бормотал он, пока я ставил его на ноги. - Поехали домой, сказал я ему. Там уже забрезжил свет. Так я ему и сказал. Я - как римский папа, понимаешь? - Он высморкался и, копируя папу, благословил Терраду. - Не терзайся. Прощаю... Отпускаю тебе все грехи. - И он снова перекрестил Терраду.

Увести их со станции не составило большого труда; первым я дотащил до машины тяжелого, обмякшего Терраду. Он молчал. Но даже и сейчас, пьяный и беспомощный, он продолжал свой титанический поединок с чем-то огромным, чему не было названия. Джуди с благодарностью обняла меня, тем временем Дора втащила Терраду на крыльцо.

Моника была дома, в "Эскападе"; мы с ней внесли Пипа наверх и уложили в постель, - Эйлин пришлось самой выпить кофе, который она приготовила для него. Они попытались расспросить меня о том, что произошло, но я буркнул в ответ: "Ничего не произошло" - и отправился спать.

Я ведь и сам толком не знал, что было между ними. На следующее утро Пип спустился к завтраку совершенно разбитый, и я не стал его ни о чем спрашивать. Но он сам, неверной рукой поднеся к губам чашку кофе, сказал:

- Рак у него, умирает бедняга...

Интересно, подумал я, много ли он помнит из того, о чем они говорили ночью. Террада, судя по всему, ничего не помнил, потому что часов в одиннадцать к Пипу приехала Джуди. Она сообщила, что в три они уезжают в Париж.

- Нужно его скорее везти домой, кто знает, что может произойти, сказала она. - Ты придешь повидаться с ним еще раз, Пип? Он сейчас лежит, ему нехорошо.

Пип покачал головой.

- Он не помнит, что было прошлой ночью. Он сомневается... Вы с ним все уладили?

Мне казалось, Пип помнил, что под пьяную руку благословил Терраду и простил его, но сейчас ему не хотелось об этом говорить.

- Что уладили? - спросил он.

- Не надо, Пип, пожалуйста. Ты ведь знаешь, что он умирает...

- Знаю.

- Значит, ты должен понять, почему ему снова нужна твоя дружба, Пип. Будь великодушен...

- Я уже проявил все великодушие, на какое способен, - упрямо сказал Пип.

- Ну хорошо, хорошо, - в отчаянии проговорила она. - Скажи ему только, что ты простил его. Вот и все.

- Ты знаешь, Джуди, он сам может простить себя, сказав, что был неправ.

- Но он не считает, что был неправ, Пип.

- Ну и я тоже не считаю себя неправым.

- В таком случае, может быть, ты согласишься признать, что вы по-разному относитесь к жизни и что он не мог не сделать того, что сделал?

- А подите вы к черту!

У Пипа даже лицо почернело.