Джон Чивер - Ангел на мосту

Сэтон тотчас поднялся им навстречу. Ресторан был не из тех, в которые ходят с детьми, но у гардеробщицы было доброе сердце, и она помогла Милисент и Филис выбраться из их комбинезонов. Сэтон взял Джокелин на руки, и она умолкла.

— Женщина, которая обещала прийти посидеть с детьми, обманула и не пришла, — сказала Джессика, глядя в сторону и отворачивая лицо, когда он сделал движение поцеловать ее. Их усадили за столиком в глубине зала. Джокелин тотчас опрокинула мисочку с маслинами, и обед в ресторане прошел так же беспорядочно и уныло, как домашний ужин с подгоревшим жарким. По дороге домой дети уснули в машине, а Сэтон говорил себе, что вот он снова потерпел неудачу, или, вернее, поражение. Враг его обошел. Впервые ему пришло в голову, что он имеет дело не с тенями, не с таинственными силами пола, к которому принадлежит Джессика, а с самым обыкновенным злостным капризом.

В воскресенье он сделал еще одну попытку в том же направлении пригласил Томпсонов на коктейли. Он видел, что им не хотелось идти. Они собирались к Карминьолам в тот вечер. У Карминьолов бывают все, а к Сэтонам уже с год как никто не ходит, они были как бы в некоторой светской опале. Томпсоны пришли из одолжения и ненадолго. Это была приятная пара, и Сэтон с завистью отметил про себя, что Джек Томпсон крепко и нежно держит бразды правления в своих руках. Когда Сэтон сообщил Джессике еще утром, что позвал Томпсонов, она ничего не сказала. Ее не было в гостиной, когда они пришли, но вскоре она там появилась, волоча за собой корзинку с грязным бельем. Сэтон предложил ей выпить с ними коктейль, но она сказала, что ей некогда. Томпсоны видели, что их приятель в беде и нуждается в помощи, но не могли оставаться дольше — они и так опаздывали к Карминьолам. Зато, когда Люси Томпсон села в машину, Джек на минутку вернулся и заговорил с Сэтоном, да так задушевно, с таким истинно дружеским участием, что Сэтон слушал, жадно впитывая каждое его слово. Джек сказал, что видит, что с ним происходит, и что ему необходимо избрать себе какое-нибудь «хобби», и даже не какое-нибудь, а весьма определенное — ему следует брать уроки игры на фортепьяно. Он должен непременно познакомиться с мисс Деминг. Она ему поможет. И, помахав на прощание рукой, Томпсон спустился по ступенькам и сел в машину. Совет Джека не показался Сэтону странным. Он был измучен, доведен до отчаяния, да и вообще, какой толк во всей его жизни? Когда он вернулся в гостиную, он застал Филис за прежним: она ковыряла консервным ножом обивку кресла, говоря в свое оправдание, что уронила туда двадцатипятицентовую монету. Джокелин и Милисент ревели, а Джессика принялась сжигать мясо к ужину.

В воскресенье у них на обед была подгоревшая телятина, в понедельник подгоревший рулет, а во вторник жаркое подгорело так, что Сэтон уже не мог разобрать, какое мясо было положено в основу. Он вспомнил о мисс Деминг и решил, что это, должно быть, веселая дамочка, которая под видом уроков музыки занимается тем, что утешает джентльменов, живущих по соседству. Он позвонил ей и услышал в трубку надтреснутый старушечий голос. Сэтон сослался на Джека Томпсона, и она велела ему прийти на другой день в семь вечера. В среду после ужина, выходя из дому, он подумал, что уже одно то, что он куда-то идет, поможет ему отвлечься от домашних и деловых забот и возымеет терапевтическое действие. Мисс Деминг жила в другом конце поселка, на Бельвью-авеню. Был осенний вечер, и Сэтон не различал номеров на домах. Оставив машину на углу, он пошел пешком, вглядываясь в таблички.

Бельвью-авеню представляла собой глухую улочку, застроенную рядом безукоризненно корректных домов, там и сям, однако, увенчанных по чьему-то архитектурному капризу маленькими минаретами и украшенных бисерными занавесками — неуклюжий реверанс далеким мечетям и сералям кровавого ислама. Как бы то ни было, этот архитектурный парадокс придавал Бельвью-авеню особое очарование. Улица уже вступила в период своего упадка, но это был пышный закат, в садах обильно цвели розы, и в верхушках деревьев распевали зяблики. Кое-где в садах еще сгребали листья. Сэтон вырос на точно такой же улице и был рад неожиданно набрести на осколок своего прошлого. Глядя на красный отсвет заходящего солнца, пылающий в конце переулка, Сэтон почувствовал, что у него заныло под ложечкой, как от внезапного голода. Но это был скорее не голод, а жажда — жажда достойной и прекрасной жизни!

Дверь у мисс Деминг открывалась прямо на улицу, без крыльца, и насколько Сэтон мог разобрать при меркнущем свете, краска на ее доме облупилась еще больше, чем на соседних домах. Над дверью висела табличка: «Стучите и входите». Сэтон очутился в небольшой прихожей; в одном углу стояла деревянная вешалка, в другом начиналась лестница на второй этаж. В открытую дверь Сэтон увидел человека, склонившегося над клавишами. Он был примерно того же возраста, что и Сэтон. «Вы пришли раньше времени! — крикнула мисс Деминг. — Посидите, пожалуйста, в прихожей».

Усталость от жизни и безнадежное смирение перед нею, которые слышались Сэтону в ее голосе, словно предупреждали о том, что его здесь ожидает тягостная и неприятная процедура. Он сел на деревянную скамью под вешалкой. Сидеть было неловко, у него вспотели ладони, и он чувствовал себя слишком большим и неуклюжим для этого маленького домика, для скамьи, на которой сидел, для всей ситуации, в которой вдруг очутился. Как таинственна и непонятна его жизнь, подумал он; жена его запрятала куда-то все свое обаяние, а он почему-то сидит в тесной прихожей и готовится изучать искусство игры на фортепьяно! Ему вдруг стало так не по себе, что он даже подумал о побеге. Выйти на Бельвью-авеню, пройти к машине и больше никогда не возвращаться. Вот и все. Но вспомнив свой дом, он остался на месте. Ему пришло в голову, что ожидание — всего лишь одно из проявлений вечности. Ожидание в приемных врачей и дантистов, ожидание поездов и самолетов, ожидание у телефонных будок, ожидание за ресторанным столиком… Лучшую часть своей жизни он потратил на ожидание, и теперь, решившись брать уроки музыки, он, быть может, выбрасывает на ветер те немногие сколько-нибудь яркие годы, которые ему суждено прожить. Он снова подумал о побеге, но в эту минуту урок пришел к концу. «Вы мало занимаетесь дома, — послышался ворчливый голос мисс Деминг. — Надо заниматься по часу, каждый день без исключения. А так вы просто напрасно отнимаете у меня время». Ленивый ученик прошел мимо Сэтона с поднятым воротником, и Сэтон не мог разглядеть его лица.

— Следующий, — сказала мисс Деминг.

В комнате, в которой стояло пианино, было еще теснее, чем в прихожей. Мисс Деминг на него едва взглянула. Это была маленькая женщина. Ее перемежающиеся седыми прядями темно-русые волосы были заплетены в косички и уложены жидким венчиком вокруг головы. Она сидела на резиновой подушке, сложив руки на коленях, и время от времени брезгливо морщила губы. Сэтон плюхнулся на табуретку.