Рамон Меса - Мой дядя - чиновник

Причиной дикого гвалта, заставившего жителей броситься к дверям, окнам и балконам к вящему удовольствию возмутителей тишины, была толпа оборванцев всех возрастов и цветов кожи. Посередине шёл человек с лестницей, фонарём и колокольчиком. На нём был надет старый камзол с двумя большими, похожими на огромные пуговицы, картонными кругами на спине. На голове у него красовался здоровенный цилиндр, чьим-то ловким ударом надвинутый чуть ли не на самые уши.

Ликование толпы граничило с неистовством. От грохота жестянок и трезвона колокольчиков можно было оглохнуть. Проходя мимо, оборванцы едва не сбили нас с ног. Следуя примеру многих зевак, уже примкнувших к озорникам, мы с Доминго присоединились к этому шествию, встав в самый хвост процессии — подальше от толчеи и давки.

Вся эта орава то тихо, то бегом двигалась по мостовой: переходила с одной улицы на другую, потом снова появлялась на первой. Время от времени толпа останавливала человека с лестницей и требовала, чтобы он влез на неё и осмотрел какой-нибудь балкон, окошко или просто дыру в стене, откуда три святых царя-волхва Мельхиор, Гаспар и Валтасар [5] Мельхиор, Гаспар, Валтасар — библейские персонажи. Узнав о рождении Христа, они в сопровождении свиты и войска с дарами пришли в Иерусалим. Этот день — 6 января — католическая церковь отмечает как праздник. могут незаметно спуститься на землю. Сегодня, в канун праздника, они спешили к людям, нагруженные увесистыми золотыми цепями, монетами и коронами, корзинками с жемчугом и сапфирами, чтобы одарить этими богатствами тех, кто выйдет их встречать.

Поэтому, несмотря на усталость, человек, нёсший лестницу, не выпускал её из рук; он беспрекословно выполнял приказы толпы и поднимался туда, где, по мнению собравшихся, могли укрыться цари-волхвы; и всякий раз, когда он забирался на верх лестницы, грохот жестянок, свист, крики и хохот доходили до подлинного неистовства.

— К крепостной стене, к стене! — до хрипоты вопили люди и неслись дальше, не позволяя несчастному с лестницей ни на шаг отстать от стремительно бегущей оравы.

Наконец шествие выбралось на просторную площадь Монсеррате. Здесь толпу больше не сковывали узкие улицы, и она быстро и шумно растеклась по площади, оглушив всю округу звоном жестянок и криками.

Процессия миновала несколько скверов. В одном из них стоял бог Нептун с двумя дельфинами, которые, словно верные псы, покорно лежали за его спиной. Положив одну руку на бедро, а другою держа трезубец, бог моря с высоты своего мраморного пьедестала, освещённого далёкими огнями соседних скверов, насмешливо взирал на буянов и на обманутого ими простака, шагавшего впереди беснующейся толпы.

Справа и слева, насколько хватал глаз, возвышались высокие зубчатые каменные стены, мрачно и грозно тянувшиеся вдоль широких, как пропасти, рвов. В них-то и спустилось буйное шествие. Ликование толпы всё росло, потому что человек с лестницей тяжело дышал от усталости и часто, не в силах сделать больше ни шагу, просил озорников остановиться.

— Остановиться? Ишь что придумал! Вперёд, ребята! Давай сюда, пошёл туда! Эй ты, с лестницей, полезай наверх, сейчас наверняка появятся пари!

Кое-кто подобрал во рву среди мусора щенки и зажёг их, словно факелы. В тревожном мигающем пламени, окутанном дымом и копотью, неистовое веселье казалось каким-то адским зрелищем; толпа по-прежнему истошно вопила, прыгала и приплясывала под трезвон жестянок, и эхо, родившись у толстых и высоких каменных стен, умирало в глубине мрачных и пустынных рвов.

Дойдя до выступа стены, оборванцы приставили к ней лестницу и велели человеку в цилиндре лезть наверх. Задыхаясь и напрягая последние силы, он взобрался на стену и опустился на колени перед фонарём, а затем громко зазвонил в колокольчик и, как сумасшедший, принялся бегать по самому краю высокой стены; стоявшие внизу кричали ему, где искать царей-волхвов, которые уже совсем рядом — их только что видели в сопровождении каравана верблюдов, принцев, слуг и рабов, до отказа нагруженных золотом.

Несчастный безумец, или, скорее, легковерный простак, еле дыша от усталости, освещал фонарём и осматривал каждую бойницу на верху стены. Одновременно он изо всех сил звонил в колокольчик, а снизу ему вторили стуком и звоном жестянок.

Дойдя до места, где стена обрывалась и давала проход одной из главных улиц города, человек в цилиндре по совету озорников, неотступно следивших за ним, повернул назад к выступу, на который он поднялся по лестнице. Он явно намеревался спуститься вниз, перейти через улицу и продолжить осмотр стены. Но он не нашёл лестницы там, где её оставил. Да и как он мог найти её!

Ликование оборванцев достигло предела: одни сбились в кучу у выступа стены и, заливаясь смехом, безжалостно издевались над глупцом, который до последней минуты искренне верил им; другие при свете самодельных факелов выделывали акробатические прыжки; третьи, бросив наскучившие им жестянки, производившие столько шума, убеждали обманутого простака, что он должен остаться на стене до полуночи и уж тогда наверняка увидит всех трёх царей-волхвов.

Однако стоявший на стене человек понял наконец, что над ним смеются, и попросил поставить лестницу, чтобы он мог спуститься.

Большой, плотно умятый ком грязи, брошенный чьей-то ловкой рукой, сбил с головы чудака цилиндр, надетый на пего бездельниками, и при свете фонаря, который всё ещё держал бедняга, мы с Доминго узнали человека, стоявшего на стене.

Это был мой дядя!

Только теперь мы поняли, почему с оравой, замыкая её, шли студенты и другие обитатели «Льва Нации» и почему они шептались и пересмеивались, когда мой дядя спорил с Доминго.

Оправившись от изумления, Доминго бросился к пройдохам, вырвал у них лестницу и помог дяде Висенте, которого осыпали комьями грязи, спуститься с высокой стены. Мы быстро зашагали прочь, но раздосадованная толпа долго ещё шла за нами, негодуя на Доминго, который лишил её развлечения. Только пройдя довольно изрядное расстояние, мы перестали слышать крики и свист, нёсшиеся вслед дядиному избавителю.

Единственная куртка моего родственника спаслась от грязи лишь благодаря немыслимому камзолу, напяленному на него. Что касается шляпы, то нам так и пришлось вести дядю без неё до гостиницы «Лев Нации», где ему предстояло переменить остальные части своего туалета, пришедшего в самое плачевное состояние.

Когда дядя привёл себя в порядок и переоделся, Доминго пригласил нас погулять по городу.

Мы тщательно осматривали всё — и витрины магазинов, ломившиеся от ювелирных, ткацких и стекольных изделий, и сами магазины с бесконечными вереницами ламп, яркий свет которых заливал помещение и сверкал на белом шлифованном мраморе полов, золочёных краях полок и прилавков. Доминго с видом заправского гида, показывал нам разные достопримечательности. Онемев от восторга, мы таращили глаза и старались не пропустить ни одной мелочи.