Ирина Вильде - Совершеннолетние дети

Не возражает ли Дарка? Прежде надо было бы вообще спросить, имеет ли Дарка слово, если вместо нее уже спешит ответить Стефа:

— Хорошо! Проводите Дарку… И можно не спеша расходиться… Пойте… Ну хоть «На кедровом мосту!»

Цыганюк первым спускается по ступенькам (Данко никогда не поступил бы так!), а Дарка вслед за ним.

«Мне бы еще курицу под мышку, и мы выглядели бы совсем как крестьянская пара, собравшаяся на крестины», — думает Дарка.

Как можно жить в городе и быть таким невоспитанным? Чего уж после этого требовать от Ивонка Рахмиструка, который пришел в город из деревни?

— Где вы живете? — первым делом спрашивает он Дарку.

— На Русской.

— Ага!

Смешно и скучно прошло еще пять или семь минут, пока Орест Цыганюк не заговорил снова (голос у него медлительный, почти ленивый):

— Слушайте (даже без «товарищ»), что вы думаете… об участии нашей гимназии… в этой церемонии в честь министра?

— Я… я хотела бы, чтобы наша гимназия выиграла, то есть вышла бы на первое место…

Дарка отвечает так, как может понравиться этому Цыганюку. Для обоих ясно, что под словом «наша» она подразумевает и мужскую, и женскую украинские гимназии.

— Значит, — лениво тянет Цыганюк, — и вы за то, чтобы наша гимназия пела в честь этого славянофоба?

Дарка смущена. Может быть, это только провокация со стороны Цыганюка? Еще во время первого визита к тетке Иванчук у Дарки был случай убедиться, как Цыганюк гордится родным языком. Неужели теперь, когда украинской песне предоставляется возможность выйти в королевстве на первое место, неужели он… Нет, не может этого быть!.. Это он просто разыгрывает ее, «мужичку». Просто хочет испытать ее…

— Да, я за это, — уверенно заявляет Дарка, — я хотела бы, чтобы наша песня прозвучала на весь мир, чтобы сам король услышал ее!

Эта фраза помимо ее воли звучит слишком декларативно и поэтому не очень искренне.

Цыганюк засовывает обе руки в карманы (честное слово, с ним просто стыдно идти по улице).

— Слушайте, а если бы так…

Но тут же замолкает. Перед ними словно из-под земли выросли Лидка Дутка и Ивонко Рахмиструк.

— Где тебя носило? — в упор спрашивает Лидка.

Дарка невольно взглянула на Цыганюка. Тот хотя и не заметил ее взгляда, но мгновенно сориентировался в ситуации.

— Я встретил Дарку возле почты, около ящика, она отправляла письмо маме… Лидка, ты должна опекать Дарку, так вот, знай, что она не одна была в городе, а со Стефой Сидор. Но я отвел Стефу домой, потому что не люблю разговаривать с девушками при свидетелях. Ну вот, ты и знаешь, где была Дарка. А теперь я провожу ее домой…

— А может, поменяемся ролями? — Лидка хочет угодить Рахмиструку, чтобы потом смеяться над ним и Даркой.

— Нет уж, извини, — перебил ее Цыганюк, — я не для того отправил Стефу, чтобы теперь отступить. Я не отдам Дарку Рахмиструку, дураков нет! Идите… идите вперед, мы пойдем за вами!

Как только эта пара удалилась, Орест стал совсем другим. Прежде всего он откровенен с Даркой.

— Слушайте, мы долго советовались («Кто с кем?» — ломает себе голову Дарка) и обдумывали это дело… Мы обсудили наше участие в концерте со всех сторон. Вначале, должен признаться, мы думали так же, как вы теперь. Думали: запоем и всех поразим нашей песней… Но в конце концов пришли к выводу — вы слушаете? — что мы, украинская гимназия, не будем петь в честь королевского министра. Мы уже твердо решили — вы слушаете меня, — что не будем участвовать… в этом общем хоре… Не будем… бесчестить родную песню перед этим боярином!… Это же позор… Это было бы совсем по-рабски… Кто мы, в конце концов, такие? Собаки? («От кого слышала Дарка это сравнение с собакой, которую бьют, а она лижет бьющую руку?») Послушайте, только не перебивайте меня! Иванков хочет убедить нас, что мы этим выступлением будем пропагандировать украинскую песню… Нам не нужна «пропаганда» среди оккупантов! Вы слышите, вы понимаете? Нам не нужны их похвалы, потому что мы вообще не признаем их власти, их правительства, их… — Он, должно быть, хотел сказать «короля», но сдержался. — Послушайте! Если мы один раз споем для них, это будет означать — вы понимаете? — будто мы примирились с мыслью, что Северная Буковина навечно оккупирована ими… Но мы не хотим быть рабами! Мы не станем петь в концерте… Слушайте, кто может заставить нас насильно петь? Самое большее, что они могут сделать, — это выгнать нас из гимназии… закрыть наши школы, но вы представляете себе, что этот факт войдет в историю как наш протест против бояр!

— Как? Как вы говорите? Распустить гимназию и разогнать нас всех? — спрашивает ошеломленная Дарка.

Но разве это страшно Цыганюку?

— Слушайте, это в самом крайнем случае… не бойтесь, на виселицу нас не поведут… Но петь врагу мы все-таки не станем! Как вы думаете?

— И все… согласны на этот бунт?

— В том-то и дело, что не все… Но ничего. Достаточно будет, если и часть взбунтуется, ведь речь идет о том, чтобы сорвать праздник и предать дело гласности! Слушайте, а вы присоединитесь к нам?

Что? Присоединится ли она к ним? Да, она всегда — это только теперь ей ясно, — всегда была с ними. Это ведь так свойственно ее натуре — не покоряться даже самому королю! Но что же будет? Что будет, если ее и Данка выгонят из гимназии? Ведь это значит зачеркнуть всю артистическую карьеру Данка! Куда он денется, не получив законченного среднего образования? А мама… ее мама и папа, что они скажут, если ее выгонят из гимназии? Это причинило бы страшную боль ее доброй, бедной маме… Нет, это даже нельзя себе представить! Орест Цыганюк и сам знает: на такое дело нельзя решиться сразу.

— Слушайте, не отвечайте мне сейчас! Вы только хорошенько подумайте над тем, что я говорил…

И хотя им еще рано прощаться, они обмениваются крепким рукопожатием, без слов понимая друг друга.

— А Мигалаке и Мигулеву, этим псам, не верьте…

Дарка не успела спросить, кому же, собственно, можно верить, как Орест окликнул своим ленивым голосом идущих впереди:

— Слушайте, что вы так бежите? Подождите нас! Как там у тебя дела, Иво? Мы тут с Даркой никак не поймем друг друга. Лидка, в кого эта Дарка влюблена, черт возьми?

Лидка (хоть раз перехитрили ее хитрость!) не знает, что весь этот разговор для отвода глаз.

— Не трать время напрасно, Орест. У Дарки есть мальчик получше тебя…

тихонько запел Орест.

«Боже, как он может петь, если через два месяца мы все окажемся на улице?» — думает Дарка.

Она так взволнована, что только одним ухом слышит, как Ивонко Рахмиструк предлагает написать мелом на заборе: «Орест интересуется девочками», а Лидка хохочет на всю улицу. Дарка приходит в себя, только когда Цыганюк берет ее за руку и задает им одним понятный вопрос: