Лео Перуц - Ночью под каменным мостом

Доносившиеся из Оленьего рва шорохи, шуршание гонимой ветром увядшей листвы, шелест мотыльков, ночное пение жаб и лягушек -- все эти звуки томили императора и усиливали его тревогу. А потом, около часу ночи, явились страшные образы и ночные привидения.

Через час император отворил двери и со стенанием в голосе позвал своего лейб-камердинера Филиппа Ланга.

Но в эти дни Филипп, как повелось ежегодно, был занят уборкой фруктов в своем имении в Мелнике. Вместо него, чуть дыша от испуга, вбежал камердинер Червенка в ночном колпаке набекрень. Он заботливо вытер льняным платком капли холодного пота со лба своего государя.

-- Я часто всепокорнейше предупреждал Ваше Величество, -- выдавил он боязливо, -- что вам надо больше обращать внимания на Ваше высочайшее здоровье и не выходить на холодный воздух по ночам. Но Вы не изволили прислушаться к словам Вашего старого слуги...

-- Беги и позови ко мне Адама Штернберга и Ханнивальда! -- приказал император. -- Я хочу поговорить с ними. Да, и зайди за Коллоредо, пусть он принесет мне крепкого вина. Сейчас мне просто необходим добрый глоток рейнфальского или мальвазии!

Император помнил в точности, кто из трех застольных слуг и кто из одиннадцати кравчих императорского стола в какой день недели дежурит при нем согласно расписанию. Но он не знал или забыл, что граф Коллоредо за несколько недель до того внезапно умер от паралича, и теперь обязанности второго слуги-виночерпия исполнял молодой граф Бубна.

Ханнивальд, тайный советник императора, явился в комнату первым. Это был высокий худой господин с резкими чертами и серебристо-седыми волосами; Червенка застал его еще за работой. Вскоре примчался и обер-шталмейстер граф Адам Штернберг в ночном халате и одной туфле. Император в сильнейшем возбуждении ходил по комнате, не замечая, что плащ соскользнул с его плеч. Наконец он остановился. На его лице отражались волнение, беспомощность и крайнее утомление. Он перевел дух и уже хотел было начать рассказывать о том, что происходило с ним этой ночью -- да и две предыдущие тоже, -- как дверь отворилась, и Червенка впустил молодого Бубну, за которым следовал лакей с кувшином вина.

Император уставился на юношу, испуганно отступил на шаг и спросил:

-- Кто ты? Чего ты хочешь? Где Коллоредо?

-- Ваше Величество, изволите вспомнить, -- вставил Ханнивальд. -- Граф Коллоредо волею Божией недавно ушел по пути, предначертанному всем смертным. Вашему Величеству это известно, ибо Вы присутствовали на заупокойной мессе, которую служили по Вашему верному слуге в соборе.

-- А это, -- подхватил граф Штернберг, -- его преемник в должности: граф Войтех Бубна, к Вашим услугам. Он происходит из очень хорошей семьи, этот Войтех Бубна.

-- Но он похож на Бернхарда Руссвурма, -- возразил император и отступил, защищаясь поднятой рукой. -- До чего же жутко он походит на Бернхарда Руссвурма!

Император иногда пугался новых лиц. Они тревожили его тем, что в них ему мерещились черты давно умерших людей -- тех, о ком Рудольф II старался не вспоминать. Генерала Руссвурма он много лет тому назад бросил в темницу, а потом приказал расстрелять за дуэль. Этот поступок, совершенный им в приступе безумного гнева, и поныне тяготил его душу. Сквозь многие новые лица глядел на него Руссвурм, когда враждебно, а когда и с насмешкой. Вновь и вновь вставал он из могилы грозить императору карой.

-- На Руссвурма? Да что Вы, Ваше Величество! -- облегченно проговорил Адам Штернберг. -- Руссвурм был хрупкого сложения, с таким широким носом и тяжелым подбородком. Готов поклясться Вашему Величеству, что знаю Войтеха Бубну с тех пор, когда он еще носил детскую рубашку навыпуск.

-- И все-таки он так похож на Руссвурма! -- нервно вскричал император, и зубы его застучали. -- Кто ты такой? Откуда пришел? Из ада?

-- К услугам Вашего Величества -- из Прастице. Это наше родовое поместье, и расположено оно близ Хотебора в Чаславском округе, -- объяснил молодой граф Бубна, совершенно не понимая, что происходит и почему император так испугался его прихода.

-- Ежели ты не блуждающий дух, -- отвечал император, -- то прочти вслух "Отче наш", назови двенадцать апостолов Христа и расскажи Символ веры.

Бубна бросил испуганно-вопрошающий взгляд на Адама Штернберга. Тот утвердительно кивнул, и молодой граф прочитал молитву, перечислил двенадцать апостолов, при этом забыв Фаддея и дважды назвав Филиппа, и тезисы Символа веры. В тех местах, где он спотыкался или не знал текста, Червенка шепотом подсказывал ему.

После второго тезиса император успокоился.

-- Хорошо, -- прошептал он. -- Ты прав, Адам, я обманулся, он вовсе не похож на Бернхарда Руссвурма. Да покоится в мире Руссвурм, я давно уже простил его.

Червенка подошел к Рудольфу и накинул ему плащ на плечи. Император принял кубок из рук графа Бубны и осушил его.

-- Славно! Славно! -- нервно проговорил он затем. -- Странные дела творятся в замке. Сегодня ночью у меня опять появился он и мучил меня...

-- Кто же был ночью у Вашего Величества? -- спросил Ханнивальд, хотя уже заранее знал, какого рода ответ получит от императора.

-- Один из его вестников! -- со стоном сказал император, который никогда не называл дьявола по имени.

-- И опять в образе торговца пряностями? -- спросил Ханнивальд, приглаживая седые кудри.

-- Нет, не в человеческом виде, -- ответил император. -- Уже двое суток, как приходят они. Бывали вдвоем, а первой ночью их было аж трое: ворона, кукушка и шмель. Но ворона и кукушка не кричали, как птицы, а шмель не жужжал. Все трое говорили человеческими голосами, клевали и жалили меня...

-- Боже, помилуй нас, грешных! -- со страхом пролепетал Червенка, а лакей, державший кувшин с бокалами, попытался освободить правую руку, чтобы наскоро перекреститься. -- Кукушка, -- продолжал император, -- требовала, чтобы я отрекся от святынь, мессы, службы часов, мирра и святой воды. Тот, что был в виде шмеля, твердил мне, будто Господь Иисус, наша надежда и опора, никогда не являлся во плоти и что святая Матерь Господня впадала в грех кровосмешения...

-- Сразу же видно, какого сорта и происхождения эти твари, -- задумчиво произнес Адам Штернберг.

-- Третий, тот, что кутался в вороньи перья, -- сообщил далее император, -- заклинал меня, что, мол, настало время и нельзя медлить, а нужно поскорее отречься от святого крещения, крестного знамения, мессы и святой воды, а не то он пошлет того, кто снимет корону с моей головы и вкупе со всей державой отдаст ее в руки мошенника и бездельника.

Под мошенником и бездельником император, конечно, разумел своего брата Матиаса, эрцгерцога Австрийского.

-- Бог не допустит этого, -- решительно сказал Ханнивальд. -- Счастье государства и Вашего Величества -- в Его руках, а не во власти врага Его.