Лео Перуц - Парикмахер Тюрлюпэн

Этого нельзя было допустить. Этому свидетелю былой его жизни нужно было зажать рот. И охваченный неистовым страхом, что его выдаст господин Гаспар, Тюрлюпэн совершил великий подвиг, единственный за этот день.

Он перепрыгнул через перила балкона. С кинжалом в руке кинулся он на живую стену толпы. Проломил ее, пробился сквозь двойную цепь лодочников, охранявших своего вождя, ничто не могло его удержать - удары сыпались на него, толчки отшвыривали его, кровь струилась у него по вискам, по плечам, по груди, острая колющая боль пронзила его, и потом он оказался прямо перед господином де Сен-Шероном, который в этот миг хотел дать сигнал к наступлению.

Оба стояли друг против друга, лицом к лицу, и узнали один другого. И все же не узнавали друг друга. Виконт де Сен-Шерон видел перед собою парикмахера Тюрлюпэна, каждую неделю брившего ему бороду, и не подозревал, что в его лице знать Франции стояла перед ним, из тысячи ран кровоточащая, на смерть пораженная кардиналом Ришелье, - французская знать, собиравшаяся нанести свой последний страшный удар новому времени. А Тюрлюпэн... Он видел перед собою приказчика из суконной лавки, что на улице Двенадцати Апостолов, господина Гаспара, который каждую неделю с учтивым поклоном появлялся в цирюльне вдовы Сабо.

* * *

Со смертью виконта де Сен-Шерона восстание окончилось, еще не начавшись.

Вначале раздавались только крики и стоны, толкотня и давка происходили вокруг трупа. Но потом отчаяние овладело толпою. Армия восстания превратилась теперь, утратив своего вождя, в скопище грузчиков, привратников, возчиков и выгнанных лакеев. Они увидели себя стоящими с оружием в руках против людей, которые на протяжении веков были их господами, и ужаснулись своей дерзости. Внезапно, только теперь, начал каждый дрожать за свою жизнь, каждый искал спасения.

Мушкетная стрельба из окон первого этажа, где стоял капитан де Кай и де Ругон во главе вооруженных конюхов и кучеров дома герцогов де Лаван, превратила их отступление в беспорядочное бегство. Спустя четверть часа широкая площадь была безлюдна. Только шапки, шляпы, плащи и брошенное оружие валялись на траве.

* * *

Так закончилась большая игра в волан господина де Сен-Шерона. Последнее слово в этот день произнес Неустрашимый.

Показывая на шотландскую гвардию, все еще стоявшую перед монастырской оградой, он сказал господину де Роншеролю:

- Праздник отменен. Не отправить ли нам домой музыкантов?

Он подошел к командиру взвода, снял шляпу, поклонился и сказал:

- Сударь, я боюсь, будет дождь. Отправьте же домой своих людей, они простудятся.

* * *

Тюрлюпэна положили на ступени лестницы. Его кровь обагрила белый мрамор, его жизнь угасала. У него было одно еще только желание: он хотел увидеть свою мать.

- Герцогиню! - пролепетал он.

Герцог де Лаван побежал за нею. Когда она пришла, Тюрлюпэн был мертв.

- Герцогиня, - сказал своей матери молодой герцог де Лаван, - этот дворянин, так отважно сражавшийся, пожелал вас видеть. Он умер. Вы знали его, герцогиня?

Герцогиня де Лаван, в шестнадцатилетнем возрасте совершенно потерявшая зрение, наклонилась над Тюрлюпэном и провела рукою по его лбу и щекам.

Потом она покачала головою. Ее мертвые глаза смотрели вдаль.

- Я не знаю его, - сказала она. - Нет, не знаю. Но да простит меня Создатель, у этого дворянина довольно грубое лицо.

Глава XXIV

Тринадцатого ноября, через два дня после этого происшествия, вдова Сабо сидела в бакалейной лавке господина Кокро. Маленькая Николь стояла рядом с нею, печальная, потому что ей пришлось оставить свою кошечку в цирюльне. Господин Кокро не терпел в своей лавке животных.

Госпожа Сабо наполняла маленькие кульки перцем, имбирем, шафраном и мускатными орехами. Господин Кокро пересчитывал дневную выручку и ел в то же время сушеные сливы.

Вдова вздохнула и уронила руки на колени. Бакалейщик поднял на нее глаза и нахмурил брови.

- Вы все еще думаете о нем, - сказал он с досадою.- Этого плуг, право же, не стоит. Удрал - и даже не сказал куда.

- Я очень несчастна, - сказала вдова,- но в моем несчастии мне служит утешением то, что я пользуюсь вашей симпатией, господин Кокро. Если бы я знала, по крайней мере, почему он ушел.

- Существуют трактиры и существуют распутные женщины, - сказал господин Кокро. - Этим, думается мне, все объясняется.

Вдова покачала головою.

- Он не был пьяницей, - сказала она. - Кружка вина в день, этого было ему много, больше он не выпивал никогда. Еще вчера я готова была бы поклясться, что он сбежал с госпожой Лесколопье. Но нет, она лежит больная в постели, у нее в горле нарыв. Она его совсем не знает.

Она ушла в свои мысли, вперив глаза в шафран, имбирь и мускатные орехи.

- Уходя, он сказал мне очень странную вещь, - заговорила она опять. Я не перестаю об этом думать. Он сказал, что Бог позвал его. Я ему не поверила. Как вы полагаете, может ли это быть правдой?

Господин Кокро встал, чтобы подбросить полено в печь.

- Отчего же вы этому не верите? - сказал он. - Может быть, Бог, по примеру знатных господ, решил разок подшутить над дуралеем.

1923

1 Государственные архивы (фр.). Здесь и далее примечания Р. В. Грищенкова и В. Я. Карнаухова.

2 Господин Париж (фр.).

3 Господь да услышит (лат.).

4 Пусть уши твои напрягутся (внимают) (лат.).

5 "О возрождении славы" (лат.), католический гимн.

6 "Вот человек" (лат.).

7 Магнификат (лат.) - первое слою знаменитого католического гимна "Magnificat anima mea Dominum", обыкновенно исполняемого хором и солистами в сопровождении симфонического оркестра.

8 Плацебо (лат.) - "Я буду угоден" (первое песнопение заупокойной вечерни).

9 "Отче наш" (лат.).

10 "На нас указуешь" (лат.).

11 "В раю" (лат.).

12 "Тебе, Господи" (лат.) - гимн, восходящий корнями к католическому песнопению, исполнявшемуся во время благодарственного молебна.

13 "Небо, а не душу свою меняют те, которые переправляются через море" (лат.). Цитата приписывается Марку Фабию Квинтилиану.

14 Анхиз (от греч. auche) - вознесенный, приближенный к престолу вельможа.

15 Желающего ведет, упорствующего увлекает (лат.).

16 "Государя нашего усердно (тщательно) ищем" (лат.).