Горан Петрович - Рассказы

- Подождите! Подождите, дайте хоть НАГЛЯДЕТЬСЯ на вас, - закричал он ей вслед, и подъезд наполнился его криком.

Она обернулась, как если бы ей некуда было бежать. Прислонилась к стене. Она просто отдалась этому слову, слову НАГЛЯДЕТЬСЯ, скользящему нежно - по волосам, страстно - по шее, бегло - за ушами, щемяще - по плечам, волнообразно - там, где вздымалась ее грудь... Когда это НАГЛЯДЕТЬСЯ скатилось вниз по ее животу, прижимая платье к бедрам и ягодицам, когда закачались-зашептались рисованные веточки, она хрипло сказала:

- У вас талант. Хотите, я покажу вам мои словари?

Молча они спустились еще двумя этажами ниже. У своей квартиры Анна произнесла слово КЛЮЧ, вставила его в замочную скважину, и дверь открылась.

- Вы хорошо подумали? Стоит лишь раз испытать на себе истинную силу слов, как они будут к вам все беспощаднее и беспощаднее. Это может причинять нестерпимую боль. Порой даже трудно выжить!

- Ну и пусть, - ответил он.

- Что ж, тогда заходите.

Все быстрее, все чаще

Никогда еще он не видел квартиры, так странно обставленной. В прихожей стояла ваза, наполненная десятками наименований фруктов. Возле телефона покоилось ДОБРОЕ УТРО. На полу вместо ковров и половиков было разлито слово ТЕПЛО. Картины были написаны названиями красок. Покрывала были сотканы из МЯГКОСТИ. Форточку затягивала СЕТКА, просеивавшая уличный шум. На столе лежали НАПЕРСТОК, НОЖНИЦЫ, рассыпанные звуки и недошитое платье, на этот раз из ЛИСТЬЕВ самых различных форм и оттенков. В комнате было множество книг.

- Садитесь, - сказала она, небрежно махнув на диван, а затем протянула руку в сторону переполненных стеллажей. - Ну, чем вас угостить?

Потрясенный, он пробежал глазами по корешкам. На полках были только словари. Сотни словарей. Большие и малые, карманные, многотомники в мягком переплете, в кожаном с золотым тиснением, энциклопедии, справочники, некоторые во многих переизданиях, большинство - с закладками, на которых написано "ОТ СИХ" или "ДО СИХ"... Она достала один из них, наугад раскрыла и прочла:

- ЛЮБОВЬ.

И, хотя их друг от друга отделяло расстояние в несколько шагов, он почувствовал, как это слово забирается за ворот его рубашки, катится по спине, ныряет под мышки, перетекает на грудь, щекочет его между ребер... С каким-то запозданием он услышал, как она кричит ему:

- Говорите! Говорите мне что-нибудь! Да говорите же!

Он стал называть слова, стараясь выговаривать их как можно ближе к их значению:

- ДРОЖЬ, КОЛЕНИ, СЛАБОСТЬ...

Вздрогнув, она без сил опустилась на стул напротив. Второе слово развело ей колени. Она выдохнула:

- ТВЕРДОСТЬ !

Он почувствовал, как напрягается все его тело, как в него вливается сила. И неистово зашептал прямо в ее раскрытое лоно:

- ГЛАДИТЬ.

- ВЗДОХ, - отозвалась она.

- СОБИРАТЬ, - сказал он.

- МЫШЦЫ.

- БУТОН.

- СПЛЕТАТЬ.

- ВОЛНЫ.

Они сидели напротив и говорили все громче, все быстрее, все чаще. Каждое слово было на своем месте.

- РУКИ, ШЕЛК, ПОБЕГИ, ВЛАГА, СИЛЬНЕЕ, ЯБЛОКИ, БАРАБАНИТЬ, ЗЕМЛЯ, ПОЛДЕНЬ, РОЩА, СВЕТ, СКОЛЬЖЕНИЕ, БЕРЕГА, СТРЕМНИНА, ОБРЫВ...

- ДОВОЛЬНО...

Осколки звуков и прочие пустяки

С первых же шагов его подхватил городской шум. Отовсюду доносились осколки звуков, прокисшие клочья разговоров, червивая болтовня. Пыжились торжественные обеты. Влачились заунывные причитания. Дребезжали назойливые благодарности. Извивались ничтожные клятвы. Семенили тоскливые мольбы. Тот, кто хотя бы однажды испытал всю силу слов, навек осужден терпеть муку, которую причиняет суесловие...

Он почувствовал тошноту. Теперь, как она и предупреждала, слова без смысла и значения резали по живому. От боли у него вырвалось:

- ТИШИНА!

И он продолжал свой путь, стараясь не наступать на рассыпанный по тротуару сор пустых, бессмысленных звуков.

История

Я как раз собирался написать одну из своих историй

С госпожой Станиславой Т. мы познакомились сразу же, как только переехали в этот дом. Ее скромная квартирка оказалась этажом ниже, и уже на следующий день соседка в знак радушия и дружелюбия смела со своего потолка паутину.

Это была женщина приятной наружности, вот только блеск никогда не задерживался в ее глазах - видно было, что по меньшей мере тридцать из прожитых ею пятидесяти лет были отмечены долгим-долгим декабрем. Она жила бобылкой, почти весь свой век ухаживая за отцом-инвалидом и парой цветочных горшков, в которых не росло ничего, ни мало-мальской травиночки. За две зимы до нашего вселения отец Станиславы Т. умер, оставив ей лишь глиняные посудины, доверху заполненные бурой, жирной на вид, комковатой землей, не прораставшей ничем. Однако она каждую весну с новой надеждой выносила их на балкон. А на зиму, чтобы они не померзли, заботливо затаскивала пустые горшки в комнату и выставляла их рядышком в окне своей невеселой жизни.

Наша дружба с этой одинокой женщиной сводилась к взаимным приветствиям на лестнице да к совместному слушанию нескончаемых и драматичных спортивных репортажей: чей-то приемник распространял их с жаром великой страсти, до малейшего нюанса - от неистовых воплей комментатора до дружного вздоха зрителей на какой-нибудь далекой, заполненной до отказа спортивной арене. В гости мы друг к другу не ходили, только раз-другой при встрече коротко беседовали о том, есть ли на базаре яблоки и какой сорт больше подходит для того или иного времени дня.

Но как-то, в один тихий полдень - видимо, как раз закончился период полуфиналов - раздался звонок в нашу дверь. Сначала мы подумали, что госпоже Станиславе Т. стало худо - она была бледнее обычного, голос ее дрожал. Она говорила как бы через силу, сама стесняясь того, что говорит.

- Простите за беспокойство, но у меня к вам есть одна просьба, для меня это очень существенно, можно сказать, жизненно важно.

- Так заходите, не стесняйтесь, - пригласил я гостью в комнату, где мы обычно ведем наши неторопливые беседы.

Какое-то время она разглядывала рассыпанные по столу слова, которые я как раз отобрал для одной из своих историй, а потом пальцами коснулась век, словно желая открыть глаза пошире, и сказала:

- Видите, даже по глазам можно сказать, что я никогда не была замужем. В молодости у меня был жених, его звали Хранислав. Мы были помолвлены, но за два дня до свадьбы он исчез, как в воду канул, не сказав мне ни слова, ничего не объяснив. Сначала я ждала его. Потом продолжала ждать. Я больше никогда никого не полюбила. И вот спустя тридцать лет мой Хранислав возвращается из дальних краев. Он хочет меня повидать. Я получила письмо, в котором он пишет, что придет ко мне на день рождения в первую субботу декабря. Что мне делать? Я хотела бы на него посмотреть, но мне не хочется, чтобы он видел меня - такую, какая я есть.