Ян Папп - Братья

Не дотянуться до него и самому высокому парню — гипсовая лепка со знаками зодиака в двух с половиной — трех метрах от пола. В замке высокие стены, когда-то они были доверху увешаны охотничьими трофеями. Остались от них только светлые пятна с темными пыльными очертаниями. Знаки зодиака снять не удалось. И хорошо: у Винцо Грнко есть где повесить автомат. Вешает он его с помощью короткой сучковатой палки — она неизменно при нем. Грнко говаривал: хороша в рукопашном бою, сгодится как опора, как вертел, поклажу на ней удобно носить, при переходах через брод незаменима, ну просто — будь душа у нее — лучшего друга не придумаешь.

И об этом ему рассказали.

Винцо Грнко ждал их неподвижно, даже головы не поднял. В щелки меж припухшими веками увидел наконец две пары ног. Одна ему знакома. Английские болотные сапоги тут носит единственный человек — он стащил их с ног графского слуги Мачуги. Только этот Мачуга и остался в замке от прежней роскоши. К сокровищам его не причислили.

Вот капитан хочет потолковать с тобой, Винцо, опасливо начал Галагия.

Грнко и теперь не поднял головы:

Доктор?

Будто топором рубанул.

Нет, ответил капитан, я не доктор.

Грнко открыл глаза пошире, смерил офицера взглядом. Они смотрели друг на друга. Смотрели молча. Смотрели в упор, при этом надо заметить, что у Грнко было явное преимущество: он видел квадратный, ровно поделенный ямкой подбородок, выступающие скулы, короткий нос с большими ноздрями — из них торчали волоски, усталые глаза, почти сросшиеся брови, густые и черные; правая щека и лоб были обрызганы грязью, подсохнув, она осыпалась вдоль морщин и оставила коричневатые пятна, отчего половина лица сильно напоминала индюшечье яйцо. Капитану же пришлось довольствоваться только глазами Грнко: все лицо его тонуло в черной бороде, чуть тронутой сединой, а лоб и виски были по самые брови прикрыты слипшимися волосами.

Значит, не вы его оперировали.

Нет.

В глазах партизана мелькнуло облегчение и тут же пропало — взгляд не изменился, остался твердым.

Стало быть, вы пришли по другой причине?

Капитан собрался было объяснить, зачем пришел, но Грнко опередил его:

Вы пришли сказать, что все в порядке.

На этот раз капитан уже не пытался ничего объяснять. Его глубокий вздох, вероятно, испугал бородача, ибо он сказал:

А, вот оно что. Вы пришли сказать, что он умер.

Ни то, ни другое, ответил капитан. Я не доктор, никого не оперировал, не имею даже представления, о чем ты меня спрашиваешь. Я пришел совершенно по другому делу.

Он был рад, что вступление позади, и, торопясь как-то наладить отношения, сказал:

Почему ты мне выкаешь? В нашем отряде называют друг друга на «ты». Ведь мы с тобой из одного отряда.

В ответ ни звука.

Метод Галагия, чувствовал себя хуже некуда и, чтобы прервать неловкое молчание, представил офицера:

Пан капитан из другой половины отряда. Пан капитан командует солдатами. Ты же знаешь, Винцо, с той поры как мы объединились, все равно, что они, что мы. Он пришел просить помощи...

Меня занимает только одно, глухо сказал Грнко, и ты очень хорошо знаешь, что это занимает меня больше всего на свете.

У него дрожали губы. Лихорадка на нижней губе стала сочиться, он прижал ее запястьем правой руки, потом посмотрел на запястье. Несколько раз повторил это движение. Напротив кто-то с присвистом захрапел, и тут же рядом раздалось пощелкивание языком.

Они подождали.

Винцова брата ранило, обернулся Метод Галагия к капитану. Винцов брат тут, с нами. Из последнего боя пришел с целой горстью свинца в груди. Этим часом его должен оперировать врач из бригадного госпиталя.

Галагия взглянул на часы, слегка повернул их — блеснуло стекло — и снова вложил в маленький кармашек на брюках.

Скоро три, сказал он, должно быть, как раз оперируют, потому что за доктором отправились в тринадцать, а дорога занимает час. Час туда, час обратно.

Прости, участливо сказал капитан, не знал я.

Он рассердился, что Галагия и остальные не предупредили его.

Грнко поднялся, он был примерно одного с капитаном роста, только плотнее. Выдернул из-за голенища газету, клочок от нее оторвал — здоровый, почти с ладонь. Скрутил «козью ножку», насыпал мелкого табаку и прикурил. Остаток газеты сложил, сунул за голенище и сказал:

Мне бы надо представиться, чтобы не вышло ошибки.

Он в упор взглянул на Галагию.

Болтают обо мне всякое, а у меня свое понятие о людях, Живу я без робости, надежно, говорю всем, что думаю. Мне не надо ломать голову да вспоминать, что говорил вчера.

Он опять покосился на Галагию, поэтому капитан решил вступиться за него:

Я попросил его проводить меня к тебе, он меня и привел. Вот и все.

Ладно, сказал Грнко.

И следом:

Не люблю я солдат. Учились всему, а воевать не научились.

Затянувшись, он медленно выпускал едкий дым через ноздри и уголки губ. Зеленовато-серый дым запутался в бороде, впитался в нее, потом стал просачиваться наружу — казалось, борода где-то исподнизу тлеет.

Я обязан был вам это сказать, чтобы с самого начала все между нами было ясно.

Он по-прежнему упорно выкал ему.

Винцо...

Тебя не спрашивают, Метод. Если разобраться, ты мужик неплохой, но лучше заткнись. В твоих советах я не нуждаюсь.

Он ногой поправил тюфяк, сучковатой палкой снял автомат и сказал:

Ребята спят. С немецким транспортом здорово пришлось повозиться. Воротились мы только к полудню, хлопцы вдосталь хлебнули. Не надо тревожить их, они умаялись как лошади. Ежели вам от меня что надо, выйдите наружу.

Капитан и Метод сочли это успехом.

Перед охотничьим замком тянулись к небу недавно пересаженные трех-, четырехметровые ели и сосны, крышу замка прикрыли еловыми ветками, к стенам прислонили срубленные деревья — всюду маскировка. По склону позади замка вырыты землянки. Лагерь раскинулся до самого леса. На ближнем пригорке намек на противовоздушную оборону — станковый пулемет на высокой подставке.

Как видите, сказал Грнко, ни одного фургона.

Эти слова вызвали еще один недоумевающий взгляд — капитан Бела не мог понять, куда он клонит.

Что ты этим хочешь сказать, а? — спросил Галагия и про себя подумал: Этот всегда устроит потеху — такую, когда не играют, не танцуют, не поют и о веселье вовсе не помышляют...

Заткнись, оборвал его Грнко и, высморкавшись, продолжал: Говорят, кое-кто из господ офицеров пожаловал на восстание с целым фургоном добра.

Ах, вот что, вырвалось у капитана. Он понял, на что намекает Грнко: слух о большом фургоне, в котором один генерал перевез мебель и ценности из Банска-Бистрицы в Доновалы [4] Банска-Бистрица — центр Словацкого национального восстания. Доновалы — горное село, куда в октябре 1944 г. был перенесен штаб восстания. , быстро разнесся повсюду. Кабы с такой скоростью передавались приказы, подумал капитан. Но что поделаешь. Он был бы рад о многом рассказать бородачу: ну хотя бы об успешных до сих пор операциях регулярных частей в восстании, и об отрицательном влиянии официальной «людяцкой» пропаганды на ребят в форме, и о том, как мало коммунистов в армии и, главное, среди офицеров, — в общем, о многом, но времени было в обрез, да и Грнко его все равно бы не понял, потому что не захотел бы понять.

Читать дальше