Болеслав Прус - Дворец и лачуга

- Простите, я прерву вас. Мы поедем сегодня в Лазенки?

- Поедем. Лошади заказаны на пять часов.

- Теперь слушаю.

- Очень хорошо, а я начинаю. Так вот, жила-была такая панна Непоседская, и ее дедушка поручил написать с нее портрет...

- Одному художнику, фамилия которого была Приставальский. Эту историю я уже знаю!

- Тогда я уж, право, не знаю, что рассказывать!

- Расскажите мне о каком-нибудь мальчике, мне больше нравятся такие истории.

- Я вам расскажу об одном нехорошем мальчике, который держал палец во рту...

- Фи! Я не стану слушать! Я люблю грустные истории...

- О мальчике?

- Да! И чтобы была еще и маленькая девочка.

- Нет, такой истории я не знаю! - отвечал Вольский, рисуя.

- Ну, пусть не будет девочки, пусть будет мальчик и... и... не знаю, что еще.

- Например, канарейка или собачка?

- Собачка, собачка! - закричала Вандзя, поудобнее усаживаясь в кресле и поглаживая ожиревшего Азора, который спал как убитый.

Продолжая рисовать, Вольский начал:

- Жил-был один мальчик...

- Это был большой мальчик?

- Это был мальчуган... в вашем возрасте.

- В моем возрасте? - возразила возмущенная девочка. - Но ведь дедушка сказал, что мне уже скоро пойдет шестнадцатый год...

- Но пока что вам исполнилось четырнадцать. Так вот, жил-был один мальчик, и у него была собачка...

- Такая, как наш Азорка?

- Такая... то есть нет, совсем не такая. Та собачка была грязная, кудлатая, и хвост у нее был поджат...

- Почему поджат?

- Потому что она всегда была голодна. И она и ее хозяин...

- Разве ее хозяин был жестянщиком?

- Нет, с чего это вам пришло в голову?

- Потому что только маленькие жестянщики говорят, что они всегда голодны.

- Ага!.. Так вот этот мальчик ходил по свету и искал...

- Чего, сударь?

- Искал свою мать, потому что, когда он еще был ребенком, его похитили цыгане и увели в лес...

- Скажите, сударь, это правдивая история?

- Самая правдивая! Мне рассказывал ее сам этот мальчик.

- Боже мой!

- Так странствуя, - продолжал Густав, - он пришел однажды в один город, который, однако, ему вскоре пришлось покинуть.

- Почему, сударь?

- Потому что камни ранили ему ноги и, что еще хуже, скверные мальчишки привязали к хвосту его собачки пузырь с горохом, что очень напугало и собачку и мальчика...

- Ах, противные!..

За это время Вольский сделал несколько набросков, на каждом из которых лицо Вандзи выражало другое чувство.

- Потом мальчик пошел в деревню и, увидев первую же избу, зашел туда. "Стук! Стук!" - "Кто там?.. Чего тебе надо, дитя?" - "Я ищу мою мать". - "А как ее зовут?" - "А я не знаю". - "Ну, тогда иди себе дальше, дитя; здесь она не живет".

И так он шел все дальше, от избы к избе, от деревни к деревне, и всюду стучался напрасно. Как вдруг в один прекрасный день встретился с седым как лунь старичком. "Чего ты ищешь, дитя мое?" - спросил его старичок. - "Я ищу мать". - "А был ты в деревне?" - "Был, и не в одной". - "А в городе?" - "И в городе тоже, но ее нигде нет". - "Ну, - ответил старичок, - раз так, то, наверно, ее уже нет на земле". - "Так где же она?" - "Верно, на небе". Мальчик опечалился и сказал: "Не знаете ли, дедушка, как туда пройти?" Дед осмотрелся кругом. "Господь знает, - отвечал он. - Там солнце всходит, а здесь заходит; сюда, верно, будет ближе всего. Иди прямо, дитя". - "Прямо? Это значит в лес, а потом придется на дерево?" - "Да уж, верно, так", подтвердил старичок. "А пустят меня туда, дедушка?" - "Отчего не пустить! Господь бог добрее людей". - "А мою собачку?" - "Кто его знает, спросишь, может и пустят".

Вот и пошел мальчик в лес, идет между высокими деревьями, глянул вверх и уж хотел было лезть на сосну, как вдруг вспомнил о собачке. "Что же ты тут, бедняжка, будешь одна делать?" - подумал он. А с другой стороны, ему жаль было матери, и вот он шел все дальше и высматривал такое дерево, на которое они могли бы без большого труда вскарабкаться вдвоем с собачкой.

В этих поисках прошел целый день, и утомленный мальчик подумал об отдыхе. Лег он под одним деревом у дороги, прочел молитву, которую закончил словами: "Сделай, господи, чтобы с неба кто-нибудь подал нам руку, потому что если я влезу на дерево вместе с собачкой, то как бы мы оба не упали..." - и уснул.

На другой день на рассвете мимо проезжала прекрасная карета, а в ней какая-то важная дама с маленькой барышней. Так как утро было погожее, то маленькая барышня высунула голову из кареты и увидела наших странников. "Смотри, мама, - воскликнула она, - под этим деревом спит какой-то бедный мальчик с собачкой у ног!.." Увидев это, важная дама вынула из кошелька несколько монет, завернула их в бумагу и бросила на спящих, "Это для мальчика", - сказала она. "А это для его собачки", - прибавила барышня, бросая пирожное. И они уехали.

Прошло утро, прошел полдень, прошел вечер, и снова наступила ночь, но мальчик не тронул брошенных ему денег, а собачка не тронула пирожного, оба были уже мертвы... добрый бог протянул им руку!..

Воцарилась тишина, во время которой Густав поглядывал то на свою модель, то на рисунки.

- Какая печальная история! - сказала Вандзя. - Кто вам, сударь...

Она задумалась и вдруг залилась смехом.

- Ах, боже, боже! Какой же вы, сударь, недобрый, так огорчать меня понапрасну...

- А что случилось?

- Будто вы не знаете? Так этот мальчик рассказывал вам свою историю после своей смерти?.. Ха-ха-ха!

- Обедать! Обедать! - выкрикивал вернувшийся из города Пёлунович. Вандзюня, поди присмотри, чтобы там поторопились, и сейчас же разлей суп.

Вандзя побежала навстречу деду, который тотчас весь в поту вошел в зал.

- Здравствуй, Гуцек! Ну, что вы тут поделывали? Как дела с работой? спрашивал старик, целуя в обе щеки сияющего от радости художника.

- Замечательный сеанс! - ответил Густав. - Вообразите, за несколько десятков минут мне удалось сделать шесть этюдов, каждый из которых схватывает другое выражение лица!.. Вот они...

- Ей-богу, вылитая Вандзя! - говорил старик, рассматривая рисунки.

- Неоценимое лицо, на котором каждое движение чувства - как в зеркале. Взгляните, сударь, например, на эту головку.

- Вандзя!.. Вандзя!.. - ответил дедушка.

- Но каким чувством, по-вашему, она проникнута?

- Мне кажется, вы рисовали ее в сидячем положении.

- Ах, что положение! Здесь прекрасно отражено любопытство... Ну, а тут?

- Разумеется, тоже любопытство!

- Что вы! Это жалость и грусть... Я наверняка создам шедевр!

- Если бы вы знали, какая жара! - прервал пан Клеменс, кладя рисунки и отирая пот со лба.

- Божественная красота, несравненное лицо! Пять лет учения не дали мне столько, сколько один этот сеанс... Где вы были, сударь?

- Э! - буркнул дедушка, усаживаясь в кресло. - Где я был! Искал компаньонку для Вандзи.

- Зачем?

- Он еще спрашивает! Не забывайте, что она уже... уже подрастающая барышня.