Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Как-то в середине июня, в воскресенье, к Мадзе зашла Ада, а через несколько минут - Сольский. Здороваясь с ним, Мадзя опустила глаза и побледнела; пан Стефан внимательно посмотрел на нее.

- У вас неважный вид, панна Магдалена, - сказал он с участием.

- Я немного устала.

- Тогда оставьте пансион! - рассердился Сольский. - Впрочем, - прибавил он уже спокойней, - может, вы действительно устали, хотя иногда я замечаю в вас не только усталость. Мне страшно даже подумать, что вам плохо у нас.

В его голосе звучало такое сожаление, что сердце Мадзи затрепетало.

- Где же мне может быть лучше, - покраснев, прошептала она.

- Так, может, вам нездоровится? - настаивал Сольский. - Нехорошо таиться от нас, панна Магдалена. Что сказали бы ваши родители, узнав, что мы не сумели уберечь вас. Да чего бы стоил, наконец, я сам, - опять рассердился он, - если бы такая дорогая гостья хворала в нашем доме без всякой помощи. Если позволите, Ада сегодня же пригласит доктора Халубинского.

Мадзя удивленно посмотрела на него. Суровый, но страстный тон Сольского произвел на нее впечатление. Казалось, ее недоверчивость вот-вот рассеется.

Внезапно в передней раздался звонок. Сольский выпустил руку Мадзи. Через минуту вошел лакей и подал девушке визитную карточку.

- Господин спрашивают, - сказал он, - угодно ли будет вам принять их.

Взглянув на карточку, Мадзя так смутилась, что Сольские были удивлены. Затем она протянула Аде карточку, на которой огромными буквами значилось "Ментлевич".

- Кто это? - спросила Ада.

- Это мой... то есть моих родителей знакомый, из Иксинова...

- Надо его принять, - сказала Ада.

- Может быть, мы мешаем? - спросил Сольский, собираясь уйти и глядя на Мадзю с тревожным любопытством.

В его разочарованной душе зародилось подозрение.

- Чем же вы можете мне помешать? - возразила Мадзя. - Только заранее прошу извинить, если первое впечатление будет не очень благоприятное. Он человек хороший, но... немного провинциал.

Ада жестом отослала лакея, и через минуту в комнату вошел пан Ментлевич. Как и прежде, волосы у него были коротко острижены, усики торчали; одет он был в парадный костюм и держался развязно.

- Целую ручки, милостивая государыня! - закричал он еще с порога, расшаркиваясь. - Родители ваши обнимают вас, а весь Иксинов шлет поклоны. Достопочтенная пани докторша хотела прислать корзинку спаржи...

- Пан Ментлевич, - представила Мадзя гостя.

- Сольский, - сказал пан Стефан, протягивая руку.

Пан Стефан понял причину смущения Мадзи, тем более, что гость, услыхав его фамилию, сразу оцепенел и потерял дар речи.

- Как поживаете? - спросила Мадзя, пожимая Ментлевичу руку. - Что нового в Иксинове?

Ментлевич сел на указанный ему стул и перевел дух. Затем, собравшись с силами, выпалил:

- Да что там нового! Достопочтенный пан доктор с супругой здоровы, ксендз и майор тоже. Пан Здислав прислал вашим уважаемым родителям две тысячи рублей.

- Неужто правда? - обрадовалась Мадзя.

- Клянусь честью! - заверил Ментлевич. - У пана Здислава прекрасная должность, недалеко от Москвы; десять тысяч жалованья в год. Он было прихворнул, но все уже прошло.

- Да, знаю, он писал мне. А как ваши дела?

- О, превосходно. Я женюсь на панне Евфемии.

- Евфемии? - переспросила Мадзя.

- Да. Мы и приехали сюда втроем: достопочтенная пани заседательша, моя невеста и я.

- Неужели?

- Приехали проветриться. Дамы собирались нынче сделать вам визит, милостивая государыня, но нам всем придется быть на обеде у Корковичей.

- У Корковичей?

- Совершенно верно, - подтвердил Ментлевич, - ведь я устроил пану Корковичу продажу его пива по всей нашей железной дороге, кроме того...

- Ах, вот как! Что же еще нового в Иксинове?

- Да все по-старому, милостивая государыня. Панна Цецилия должна в июле переехать в Язловец.

- Окажите любезность, напомните ей про обещание остановиться у нас, вмешалась Ада.

- С величайшим удовольствием, - кланяясь, ответил Ментлевич. - Что бишь я еще хотел сказать? Да! Умер старик Цинадровский.

- Умер? - переспросила Мадзя таким необычным голосом, что Сольский опять насторожился.

- Умер, кажется, и этот актер Сатаниелло, - продолжал Ментлевич. - Что ж до пана Круковского, - прибавил он, с лукавой усмешкой взглянув на Мадзю, - то он с сестрой проживает в Вене и от скуки, говорят, пишет в здешние газеты.

- Вы говорите о пане Людвике Круковском? - внезапно спросил Сольский.

- О нем самом, - подтвердил Ментлевич, вскакивая со стула. - Я имел честь быть знакомым с уважаемым паном Людвиком и весьма польщен...

- А как родители, ждут меня на каникулы? - перебила его Мадзя со все возрастающим беспокойством.

- Совсем не ждут! - ответил пан Ментлевич с еще более умильной улыбкой и состроил такую мину, что Мадзя просто опешила, тем более, что она все время чувствовала на себе пристальный взгляд Сольского.

Больше она не задавала вопросов Ментлевичу, и тот, ободренный любезным приемом, начал разглагольствовать о том, как он счастлив. Всего несколько месяцев назад, он, оказывается, отчаянно влюбился в панну Евфемию и узнал, что она тоже давно его любит. В заключение гость намекнул, что дельце, которое он обделал с Корковичем, принесет ему несколько сот рублей в год, что пани Коркович - почти такая же светская дама, как его будущая теща, пани заседательша, и, наконец, попрощался - сперва с Сольским, затем с Мадзей и Адой, заверив их, что его дамы не преминут завтра же засвидетельствовать им свое почтение.

Когда гость удалился, отвешивая глубокие поклоны, Сольский вдруг спросил у Мадзи:

- Вы были знакомы с Людвиком Круковским? Он наш дальний родственник. Я не видел его уже несколько лет, но... слышал, что у него была любовная драма где-то в провинции, может быть, даже в Иксинове?

Мадзя смотрела на него, как загипнотизированная. В уме у нее все смешалось: панна Евфемия, смерть Цинадровского, предложение, которое делал ей пан Людвик, сегодняшний визит Ментлевича и то раздражительное состояние, в котором она сейчас находилась.

- Вы были знакомы с Круковским? - не унимался Сольский.

- Я была хорошо знакома с ним, - ответила Мадзя.

- Какая же это история приключилась с ним... наверно, в Иксинове? допытывался Сольский, не сводя с Мадзи глаз.

- Так... какое-то недоразумение, - тихо ответила Мадзя, чувствуя, что ей стыдно за панну Евфемию.

- И как он вам понравился?

- Мне кажется, он хороший, благородный человек. Знаешь, Адочка, обратилась она к панне Сольской, - это сестра пана Людвика в день моего отъезда подарила мне браслет с сапфиром. Но куда мне его надевать!

Сольский сразу остыл. Если у его родственника и была любовная драма в Иксинове, то, конечно, не с Мадзей. Иначе сестра пана Круковского, известная ему как женщина строгих правил, не стала бы делать Мадзе подарки.