Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Обо всем молись: чтобы бог тебя не оставил, хранил, тебя от бед и... мне ниспослал утешение. Молись, Эля, за себя и за меня. Может, бог скорее услышит детскую молитву.

Панна Элена все больше удивлялась. Опустившись на одно колено и опершись об аналойчик, она с беспокойством смотрела на мать.

- Разве человек всегда настроен молиться? - робко спросила она. - К чему это, мама? Бог и без молитвы поймет наши желания, если... если он слышит нас.

И она медленно поднялась.

- Боже милостивый, боже праведный! - хватаясь за голову, шептала пани Ляттер.

- Что с вами, мамочка? Мама!

- Несчастная я, - тихо произнесла пани Ляттер, - самая несчастная из матерей, я даже не научила вас молиться. Казик ни во что не верит, смеется, ты сомневаешься, услышит ли бог молитву, а я... я даже не знаю, как убедить тебя. Приходит для меня час расплаты за вас и за все.

Она схватила дочь в объятия и со слезами целовала ее.

- Лучше уж мне остаться, - сказала Эленка с отчаянием в голосе.

Пани Ляттер отстранила ее и вытерла глаза.

- И думать об этом не смей! Поезжай, развлекись и возвращайся, умудренная опытом. О, если бы вы преуспели в жизни, я была бы счастлива, даже если бы мне пришлось стать хозяйкой в каком-нибудь пансионе. Едем! У меня нервы разыгрались, и я говорю бог знает что.

- Ну конечно, мама, у вас разыгрались нервы. Я так испугалась! А вам припомнились, наверно, старые времена, когда люди, уезжая из Варшавы в Ченстохов или даже Прушков, заказывали молебны о путешествующих. Нет сегодня ни таких опасностей, ни такой наивной веры. Вы, мама, сами это прекрасно понимаете.

Мать слушала ее, опустив глаза.

Они вышли в кабинет, и пани Ляттер нажала кнопку звонка. Через минуту появилась заплаканная Людвика, готовая уже в дорогу.

- Помоги барышне одеться, - велела пани Ляттер. - Чего ты плачешь?

- Страшно уезжать так далеко, барыня, - ответила та, всхлипывая. Барышни говорили, что где-то там загибается земля. Если бы я раньше знала, не решилась бы ехать на край света. Одно меня утешает, что паспорт уже в руках и святого отца увижу.

Через несколько минут пани Ляттер с Эленкой и Людвикой сели в карету, простившись с пансионерками, которые, по совету панны Жаннеты, преподнесли Эленке букет цветов и, по собственному почину, пролили потоки слез, хотя и без достаточных к этому оснований.

По дороге пани Ляттер была молчалива, Эленка упоена. Проезжая по улицам, освещенным двумя рядами фонарей и витринами магазинов, глядя на движение карет, извозчичьих пролеток и омнибусов, на вереницы прохожих, ни лиц, ни одежды которых нельзя было разглядеть в темноте, Эленка воображала, что она уже в Вене или в Париже, что уже исполнилась давнишняя ее мечта!

Около вокзала и на самой вокзальной площади сбилось столько экипажей, что карета раза два останавливалась. Наконец она подъехала к подъезду, и дамы вышли, верней утонули в темной людской волне, кипевшей у входа. Пани Ляттер, которой редко случалось видеть толпу, была обеспокоена, а Эленка была вне себя от восторга. Ей все нравилось: продрогшие извозчики, потные носильщики, пассажиры в тяжелых шубах. С любопытством смотрела она на толпу, в которой одни пробивались вперед, другие озирались назад и, наконец, третьи чувствовали себя как дома.

Как радовал ее этот шум, давка, толчея - после той тишины и порядка, которые до сих пор царили в ее жизни.

"Вот он, мир! Вот то, что мне нужно!" - думала она.

Камердинер Сольского выбежал навстречу дамам и проводил их в зал первого класса. Они вошли в тот самый момент, когда Ада и пан Сольский усаживали на диван свою тетушку, с ног до головы закутанную в бархаты и меха, из-под которых ее почти совсем не было видно, только доносились обрывки французских фраз; это тетушка выражала опасения, не будет ли ночь слишком холодна, можно ли будет спать в вагоне и тому подобное.

Пани Ляттер присела рядом со старухой, а Эленку, едва она успела поздороваться с тетушкой, окружили молодые люди, которые хотели проститься с нею. Первым подбежал к ней учитель Романович, красивый брюнет. Он преподнес Эленке букет роз и, меланхолически глядя ей в глаза, вполголоса произнес:

- Так как, панна Элена?

- Да вот так! - смеясь ответила разрумянившаяся Эленка.

- Ну, если так... - начал было пан Романович, но вынужден был уступить место пану Казимежу Норскому, который преподнес сперва букет Аде, а затем коробку конфет сестре.

- Я не прощаюсь с тобой, - сказал он Эленке, - мы увидимся не позже чем через месяц.

- Не позже чем через месяц? - с удивлением повторила Эленка. - Ведь ты не в Рим едешь, а в Берлин.

- Берлин, Рим, Париж, - все они, раз уж ты уезжаешь за границу, расположены под одной крышей.

И он отступил на шаг перед панной Сольской, которая вполголоса спросила Эленку, не слишком ли та легко одета, и шепнула, краснея, что пан Казимеж преподнес ей, Аде, очень красивый букет.

Раздался первый звонок, пассажиры второго класса начали проталкиваться на перрон, в зале первого класса тоже открыли дверь. Эленка увлекла Мадзю в сторону.

- Знаешь, - торопливо заговорила она. - У меня с мамой только что разыгралась сцена, ну прямо тебе эпизод из драмы! Она велела мне стать на колени и молиться, слышишь!

- Но ведь мы каждый день молимся даже перед отходом ко сну, что же говорить о таком путешествии, - заметила Мадзя.

- Ах, ты да пансионерки, подумаешь! Не в этом дело... Мне показалось, что мама очень расстроена, прошу тебя, присмотри за нею и, если что-нибудь случится, напиши мне.

- Эля! - позвала пани Ляттер дочь.

Все стали прощаться. Пан Сольский - на этот раз он был в пальто преподнес букет цветов Элене, на которую, поглаживая черные усы, бросал грозные и вместе с тем меланхолические взгляды пан Романович. Ада бросилась на шею Мадзе, пан Казимеж занялся отправкой в вагон тетушки в бархатах. Давка, движение, шум стали еще больше, и Мадзя, утирая слезы, которые она проливала по Аде, очутилась в хвосте провожающих, рядом с паном Романовичем.

- Теперь я понял, - сказал красивый учитель, - почему панна Элена издевается над старыми поклонниками. У нее появился Сольский.

- Что вы говорите! - возмутилась Мадзя.

- Неужели вы не видите, какой букет он ей преподнес? Sapristi*, такого букета на нашем вокзале еще никому не преподносили.

______________

* Черт возьми (франц.).

- В вас говорит ревность.

- Нет, не ревность! - с гневом возразил он. - Я просто знаю женщин вообще и панну Элену в частности. Одно только меня утешает: если я сегодня стушевался при пане Сольском, то он стушуется при каком-нибудь заграничном магнате, или...

Поезд тронулся. К Мадзе подошла пани Ляттер и тяжело оперлась на ее руку. Сольский весьма почтительно простился с обеими дамами, вслед за ним стал прощаться и пан Казимеж.