Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Я презираю ваше божество

И ложное роскошество его.

Артист охрип, поклонился и выбежал в дверь, ведущую на кухню. Тишина... Но вот ясновельможный пан Чернявский крикнул: "Браво!" - ясновельможный пан Белинский хлопнул в толстые ладоши, а за ними вся шляхетская партия и вся городская молодежь: провизоры, секретари, помощники и прочий чиновный люд все начали кричать браво и хлопать в ладоши.

Сатаниелло снова вышел на эстраду, поклонился и показал на горло. Молодежь обоих лагерей ждала сигнала, и ясновельможный пан Белинский расставил уже было руки, чтобы снова захлопать в ладоши, когда вдруг раздался чей-то голос:

- Стеарин капает!

Никто не стал хлопать, все повскакали с мест. Но тут послышался другой негодующий голос:

- За что вы ему кричите "браво"? За то, что он обругал нас? За то, что показал на нас пальцем?

Это вознегодовал аптекарь, а уж его, одобрительно покашливая, поддержал кое-кто из важных иксиновских птиц.

- Что он там болтает? - шепотом спросил ясновельможный пан Чернявский у ясновельможного пана Белинского.

- Дело говорит! - ответил ясновельможный пан Белинский ясновельможному пану Чернявскому.

- А тут еще стеарин на голову капает, - прибавил достопочтенный и достославный пан Абецедовский-старший.

После этого обмена мнений вся шляхетская партия с дамами и молодыми людьми двинулась к выходу. Замешкался только на минуту пан Цедович-младший, у которого никак не закрывался огромный бинокль. Но и он ринулся вслед за остальными.

Пан Круковский с сестрой и доктор Бжеский с Мадзей тоже вышли. Но аптекарь с супругой и многочисленные их друзья остались.

- Что это такое? - кипятился аптекарь, отодвигаясь подальше от люстр, с которых капал стеарин. - Разве вы, милостивые государи, не слышали, как этот актеришка выговаривал: вас, ваших, вам? Разве вы не заметили, как он показывал на нас пальцами? "Ваше бесстыдное, - говорил этот бродяга, веселье!" Если человек раз в день поест мяса, так это уже бесстыдство? А когда он сказал: "ваше лживое божество", то разве не посмотрел на мою жену?

- Он на меня посмотрел, - вмешалась супруга пана нотариуса.

- А разве не задел он почтенного доктора Бжозовского? - продолжал аптекарь. - Я не помню слов, но они были оскорбительны. Прибавьте к этому, что он показывал пальцем на личности...

- Ну, что он мог этим сказать? - робко вмешался заседатель.

Пан аптекарь понизил голос:

- Как, вы все еще не понимаете? Панна Бжеская устроила ему концерт, вот он, в благодарность, и опозорил доктора Бжозовского.

Заседатель хотел что-то сказать, но жена взяла его за руку.

- Не спорь, - сказала она. - Пан аптекарь прав.

Заседатель заметил, что и супруга и дочка ужасно возмущены, поэтому, даже не пытаясь узнать, чем вызван этот порыв негодования, понурил голову и вышел, делая вид, что разглядывает свои белые перчатки, которые решительно были ему велики.

Ментлевич удивился и даже встревожился, услышав в коридоре разговор в другой кучке иксиновцев.

- Кто они такие? Они муж и жена? - спрашивала какая-то дама.

- Муж и жена, да венчались без ксендза! - со смехом ответил какой-то господин.

- Откуда же у них такая дружба с панной Бжеской?

- Как откуда? Панна Стелла эмансипированная, да и панна Магдалена тоже, вот и свели дружбу. Эмансипированные друг за дружку держатся, как евреи или фармазоны.

На улице Ментлевич встретил почтового чиновника. Пан Цинадровский был в крайнем возбуждении.

- Вы сегодня видели панну Евфемию? - сказал он, схватив Ментлевича за полу. - Даю слово, я либо Круковскому, либо ей пущу пулю в лоб, если он будет играть с нею на концертах.

- Ах, дурачок! - со вздохом воскликнул Ментлевич. - Да Круковский о ней столько же думает, сколько и я...

- Вы уверены? - с радостью в голосе спросил Цинадровский.

Ментлевич пожал плечами и: не отвечая на вопрос, заговорил как будто про себя:

- И в чем перед ними провинился Сатаниелло? Чего они привязались к панне Магдалене?

- Ни в чем Сатаниелло перед ними не провинился, - прервал его Цинадровский, - и панна Магдалена тоже... Они уже несколько дней готовили этот скандал. Тут кое-кто из барышень и дам рассердился на панну Магдалену за то, что она устроила концерт без них. А аптекарь в ложке воды утопил бы доктора Бжеского. Порядочные люди, вот все на них и ополчились! Так всегда бывает, - со вздохом закончил почтовый чиновник.

Простившись с Цинадровским, который пошел в ту сторону, где жил заседатель, Ментлевич направился на старый постоялый двор. В темных сенях он столкнулся с мужчиной и узнал провизора, пана Файковского.

- Что вы здесь делаете? - спросил у него Ментлевич.

- Ничего... Я был у них, только ради бога никому об этом не говорите...

- Чего это ваш старик поднял сегодня такой шум на концерте?

Пан Файковский сжал кулаки и прошептал:

- Дурак он, старый торгаш! Ему бы мыло продавать, торговать селедками, а не держать аптеку! Что он понимает в декламации, в пении! Панна Стелла пела, как соловей, как Довяковская, а он толкует, будто у нее плохая школа. Слыхали? О школе пения судит мужлан, который едва кончил начальную школу! Боже, как бы мне хотелось уйти от него!

Провизор был в таком отчаянии, что Ментлевич и не пытался его успокоить. Он простился с паном Файковским и постучался к актерам.

- Войдите! - хриплым голосом крикнул Сатаниелло.

Большая комната показалась Ментлевичу огромной при тусклом свете двух свечей, которые напомнили ему, что для концерта он на собственный счет купил десять фунтов свечей. В полутьме Ментлевич все же разглядел Сатаниелло, который широким шагом расхаживал по комнате, и Стеллу, которая сидела на диванчике около своих привялых букетов. На комоде между свечами лежал лавровый венок из жести, окрашенной в зеленый цвет. Это был дар поклонников Сатаниелло, преподнесенный ему не то в Соколове, не то в Венгрове.

Стелла вытирала платочком глаза; Сатаниелло довольно грубо спросил у Ментлевича:

- Ну, сколько выручили за концерт?

- Около ста рублей, - ответил Ментлевич.

- Вы, сударь, тоже думаете, что нам не удастся устроить еще один концерт?

Ментлевич пожал плечами. У него не было никакой охоты устраивать новый концерт для того, чтобы пан Круковский, снискав себе славу, еще назойливей стал ухаживать за Мадзей.

- Вот видишь! - крикнул Сатаниелло своей подруге. - Я тебе говорил, что мы заплатим боком за непрошеное покровительство панны Бжеской. Вооружили против себя более сильную партию и теперь получили за свое...

- Но, милый, они ведь на тебя рассердились! Ты слишком живо жестикулируешь.

- Что? Так я плохо декламирую? - прервал ее Сатаниелло.

- Ты замечательно декламируешь, но своими жестами так потрясаешь публику, что ей кажется, будто ты бранишься...