Болеслав Прус - Кукла

Ее покинули все, кроме старой графини. Когда на тетушку находило дурное настроение, она являлась сюда и, рассевшись на диване, начинала разглагольствовать, перемежая слова вздохами:

- Да, милая Белла, ты уж признай, что совершила несколько непростительных ошибок. О Викторе-Эммануиле я не говорю, то был мимолетный каприз короля, грешившего либерализмом и к тому же весьма обремененного долгами. Для подобных отношений нужно больше - не скажу такта, но опытности, - говорила графиня, скромно потупив глаза. - Но упустить или, если угодно, оттолкнуть графа Сент-Огюста, - это уж извини!.. Человек молодой, богатый, с прекрасным положением и вдобавок с такой будущностью!.. Сейчас он как раз возглавляет депутацию к святому отцу и, наверное, получит особое благоволение для всей семьи... А граф Шамбор называет его "cher cousin"*. Ax, боже мой!

______________

* Дорогой кузен (франц.).

- Я думаю, тетя, что сейчас поздно огорчаться, - заметила панна Изабелла.

- Да разве я огорчить тебя хочу, бедняжка ты моя! И без того тебя ждут удары, которые может смягчить только глубокая вера. Ведь ты знаешь, что отец потерял все, даже остаток твоего приданого?

- Что же я могу поделать?

- А между тем ты, и только ты, можешь и должна что-нибудь сделать, сказала графиня значительно. - Правда, предводитель - не Адонис, но... Будь наши обязанности всегда так легки, тогда не существовало бы и заслуг. Впрочем, бог ты мой, кто же мешает нам сохранять на дне души свой идеал, мысль о котором услаждает самые горькие минуты? И, наконец, уверяю тебя, положение красивой жены старого мужа отнюдь не так скверно. Все ею интересуются, о ней говорят, восхищаются ее самопожертвованием, а к тому же старый муж не так требователен, как муж средних лет...

- Ах, тетя...

- Только без экзальтации, Белла! Тебе уже не шестнадцать лет, пора смотреть на жизнь серьезно. Нельзя из-за какой-то антипатии жертвовать благополучием отца, да как-никак и Флоры и прислуги. Подумай, наконец, сколько ты, при твоем благородном сердечке, могла бы сделать добра, располагая значительным состоянием!

- Но, тетя, предводитель ужасно противный. Такому не жена нужна, а нянька, которая бы утирала ему рот.

- Не обязательно предводитель. Пусть будет барон.

- Барон еще старше, он красит волосы, румянится, и на руках у него какие-то пятна.

Графиня поднялась с дивана.

- Я не уговариваю тебя, дорогая, я не сваха, пусть этим занимается мадам Мелитон. Я только предупреждаю тебя, что над отцом нависла катастрофа.

- У нас ведь есть дом.

- Который продадут самое позднее после дня святого Яна, причем не удастся выручить даже сумму, назначенную тебе в приданое.

- Как? Дом, который обошелся нам в сто тысяч, продадут за шестьдесят?

- Да он больше и не стоит, отец переплатил за него. Это мне сказал архитектор, который осматривал дом по поручению Кшешовской.

- Ну, на худой конец у нас есть сервизы... серебро... - воскликнула панна Изабелла, ломая руки.

Графиня несколько раз поцеловала ее.

- Милое, дорогое дитя, - говорила она, всхлипывая, - и как раз мне приходится ранить твое сердечко!.. Так послушай... У отца есть еще долги по векселям на несколько тысяч... И вот эти векселя... понимаешь ли... эти векселя кто-то скупил... на днях, в конце марта... Мы догадываемся, что тут не обошлось без Кшешовской.

- Какая низость! - вырвалось у панны Изабеллы. - Впрочем, не в том дело... На уплату нескольких тысяч рублей хватит моего сервиза и серебра.

- Они стоят несравненно больше, но кто сейчас купит такие дорогие вещи?

- Во всяком случае, я попробую, - взволнованно говорила панна Изабелла. - Попрошу пани Мелитон, она мне это устроит...

- Все же подумай, не жалко разве таких прекрасных фамильных вещей?

Панна Изабелла рассмеялась.

- Ах, тетя... значит, я должна колебаться - продать себя или сервиз? Я ни за что не соглашусь, чтобы у нас описали мебель... Ах, эта Кшешовская! Скупать векселя... какая гадость!

- Ну, может быть, это и не она.

- Значит, нашелся какой-то новый враг, еще худший.

- Возможно, это сделала тетя Гонората, - успокаивала ее графиня, - как знать? Может быть, она хочет помочь Томашу и вместе с тем дать почувствовать опасность... Ну, будь здорова, дорогое мое дитя, adieu.

На том закончился разговор, в котором польский язык был столь густо приправлен французскими фразами, что можно было его уподобить лицу, покрытому сыпью.

Глава шестая

Как на старом горизонте появляются новые люди

Начало апреля - та переходная пора, которая отделяет весну от зимы. Снег уже сошел, но зелень еще не показалась; деревья черны, газоны серы и небо серо: оно похоже на мрамор, исчерченный серебряными и золотистыми прожилками.

Около пяти часов вечера. Панна Изабелла сидит в своем кабинете и читает последний роман Золя: "Une page d'amour"*. Читает рассеянно, поминутно поднимает глаза, поглядывает в окно и бессознательно отмечает, что ветви деревьев черны, а небо серо. Снова читает, озирается по сторонам и бессознательно думает, что ее мебель с голубой обивкой и ее голубой халатик словно подернулись серым налетом и что складки белой занавески похожи на большие ледяные сосульки. Потом забывает, о чем она только что думала, и спрашивает себя: "О чем это я думала? Ах да, о пасхальном сборе пожертвований..." И вдруг ее охватывает желание покататься в карете и одновременно негодование против неба - за то, что оно такое серое и что золотистые прожилки на нем такие узенькие... Ее томит неясное беспокойство, она ждет чего-то, хотя сама не знает чего: то ли, чтобы тучи прорвались, то ли, чтобы вошел лакей и подал ей письмо с приглашением на пасхальный сбор? Уже так мало времени остается, а ее все еще не пригласили.

______________

* "Страница любви" (франц.).

Она опять принимается за роман - читает, как однажды, звездной ночью, г-н Рамбо чинил поломанную куклу маленькой Жанны, Элен плакала от беспричинной тоски, а аббат Жув советовал ей выйти замуж. Панна Изабелла сочувствует ее тоске, и, как знать, - если б в эту минуту на небе показались звезды вместо туч, может быть, и она расплакалась бы, как Элен. Ведь до пасхи остаются считанные дни, а ее еще не пригласили. Ее пригласят, она знает это, но зачем так тянуть? "Зачастую женщины, которые, казалось бы, столь пламенно веруют в бога, всего лишь несчастливые существа, объятые страстью. И в храмах они поклоняются мужчине, которого любят", - говорит аббат Жув.

"Добрый аббат, как он старался успокоить бедняжку Элен!" - думает панна Изабелла и вдруг отбрасывает книжку. Аббат Жув напомнил ей, что уже два месяца назад она начала вышивать ленту для костельного колокольчика и до сих пор не соберется закончить. Она встает с кресла и придвигает к окну столик с пяльцами, образчиком узора и шкатулкой с разноцветными шелками; потом разворачивает ленту и принимается усердно вышивать на ней розы и кресты. Под влиянием работы в душе ее пробуждается надежда. Кто служит костелу так, как она, не может быть обойден при устройстве пасхального сбора. Она подбирает шелка, вдевает нитку в иголку и шьет, шьет. Взгляд ее перебегает от образчика к вышивке, рука опускается и поднимается, но в голове уже зародился замысел костюма ко гробу господню и туалета на пасху. Этот вопрос вскоре поглощает все ее внимание, затуманивает взор и замедляет движение руки. Платье, шляпа, накидка и зонтик - все должно быть новое, а времени так мало, и ничего еще не только не заказано, но даже не выбрано!