Болеслав Прус - Сиротская доля

Сердце человека, как известно, состоит из двух половинок: в одной обитают чувства, касающиеся непосредственно его самого, в другой - его ближних. Так вот, у пана Петра, при всей его врожденной доброте и здравом смысле, та, вторая половина сердца немного ссохлась. По этой причине он превыше всего ценил собственные добродетели и ненавидел чужие недостатки; глубоко переживал собственные огорчения, а о тех, которые он причинял другим, имел довольно смутное представление.

Постигнув душевную организацию пана Петра, вдова окончательно утратила смелость, а заодно и привязанность к своему покровителю. Все реже обращалась она к нему с просьбой о деньгах и все чаще украшала заплатами свою одежду и рубашонки сына.

Тем временем Ясь рос и, как говаривал пан Петр, закалялся, отвыкал от излишеств. Ему было уже лет пять; летом он ходил босяком, в бумазейных штанишках, составлявших одно целое с рубашкой, застегивавшейся сзади. Зато в праздничные дни на него надевали коротковатый, правда, но вполне приличный костюмчик, перешедший к нему от младшего сына пана Петра.

Ясь был тихим ребенком, учился и слушался старших. Посторонние например, гости и работники в усадьбе - считали, что мальчик этот несравненно лучше детей пана Петра и его супруги. К несчастью, пан Петр, отличавшийся, как известно, трезвым умом, усматривал в Ясе много недостатков. По его мнению, мальчик был плохо воспитан, потому что убегал от гостей, он был скрытен, потому что мало говорил, и хотя выполнял все, что ему приказывали, наверняка делал это безо всякой охоты. Пуще всего порицал его пан Петр за упрямство.

- Стоит мне моего мальца схватить за ухо, - говорил пан Петр, - как он сразу завопит. А этого я не раз порол, и как следует, а он и не пискнет. Подобным упорством отличались в детстве величайшие преступники...

Хуже всего было то, что Ясь лгал.

Однажды юный отпрыск почтенной четы примчался во весь опор со скотного двора с отчаянным воплем:

- Папочка!.. Папочка!.. Не я ходил на скотный двор, не я выпустил телят!

- Значит, их выпустил Ясь! - строго сказал пан Петр. - Правда, сынок, это Ясь?

Сынок в удивлении молчал.

- Ну, сознайся, сынок, - продолжал отец, - правда ведь, их выпустил Ясь?

- Да, да, папочка, Ясь! - подтвердил мальчик, перед мысленным взором которого встало в этот миг видение - пятихвостая плетка с костяной ручкой.

Возмущенный пан Петр поспешил на поиски виновника злодеяния и нашел его в саду под деревом. Ясь спал или, во всяком случае, притворялся, будто спит. Но проницательный опекун разгадал уловку; он тряхнул хитрого мальчишку за плечо и крикнул:

- Ты выпустил телят?

Очнувшись от сна, Ясь широко открыл глаза, отменно изобразив удивление и испуг. Столь великое бесстыдство такого маленького мальчика возмутило добродетельную душу пана Петра.

- Ох, и задам же я тебе баню, негодник! - приговаривал опекун, увлекая мальчика в свою комнату.

- Я не выпускал телят!.. Я спал в саду!.. - кричал Ясь, захлебываясь от слез.

Пани Винцентовой в это время не было дома, а пани Петрова не решилась вступиться за двуличного мальчишку, и Яся нещадно выпороли. Несколько дней спустя выяснилось, что телят выпустил все-таки не Ясь, а сынок пана Петра, но было уже слишком поздно.

После этого "маленького недоразумения" (как выразился пан Петр) бедная вдова окончательно пала духом. Здоровье ее пошатнулось, она загрустила больше прежнего, пожелтела и по целым дням только и думала, как бы поскорей вырваться из объятий почтенных родственников. Между пани Винцентовой и ее покровителем долгое время шла глухая борьба, выражавшаяся во взрывах гнева со стороны пана Петра и в слезах со стороны вдовы.

II

Ясь становится сыном гувернантки

Частыми гостями в доме пана Петра были пан Анзельм с женой. Они видели, что пани Винцентова прекрасно воспитывает детей, что она женщина скромная, трудолюбивая и энергичная и что пан Петр при всей его сердечной доброте и здравом смысле не принадлежит к числу приятных опекунов. Участь вдовы вызывала у четы Анзельмов сочувствие, и, поскольку у них самих был мальчик и три дочки, они решили взять пани Винцентову к себе.

Договорились обо всем потихоньку. Но у пани Винцентовой не хватало духу сообщить об этом своим родственникам, и пан Анзельм решил выручить ее.

- Что ты скажешь, дорогой сосед, - обратился он однажды к Петру, - если мы заберем твою кузину?

- Зачем она вам! - ответил Петр, презрительно махнув рукой.

- Она будет у нас гувернанткой, так же как и здесь.

Пан Петр подкрутил ус и взглянул исподлобья на собеседника.

- Разве она у нас гувернантка? - заметил он. - Просто... родственница.

- Я бы ей назначил двести рублей! - продолжал Анзельм, не глядя на соседа.

Пан Петр возмутился.

- Пустые слова! - воскликнул он в гневе. - Она от нас не уйдет ни за какие деньги...

- Уйдет! Уйдет!.. А впрочем, давайте спросим у нее.

- Ладно... спросим!.. - с раздражением ответил пан Петр, втайне встревоженный, хотя и не решался поверить, чтобы пани Винцентова могла оказаться столь неблагодарной.

Бедную женщину тут же позвали, и, к величайшему удивлению пана Петра, она призналась, что готова покинуть его дом.

- Что это значит, Зузя? - вскричал пан Петр. - Разве тебе у нас плохо?

- Нет, конечно, хорошо... - смущенно ответила вдова, - но у пана Анзельма я буду получать жалованье...

- Ну, если ты настаиваешь на твердом жалованье, - уточнил родственник, - то с этого времени я могу платить тебе сто пятьдесят рублей в год.

- Большое спасибо, дядя, но... мы уже условились с паном Анзельмом...

Дядя ничего не ответил, и пани Винцентова потихоньку выскользнула из комнаты. Тут пана Петра прорвало.

- Нечего сказать, красиво ты поступил со мной, сосед! - вскричал он. Пристало ли тебе вносить раздор в семью?.. Подумаешь, какая блестящая карьера ожидает ее - гувернанткой будет.

- Здесь она и гувернантка и экономка! - поспешно возразил Анзельм.

- Что значит - экономка?.. Она тут как у себя дома, хозяйка!.. Если бы мы ее не приютили после смерти мужа - она умерла бы с голоду... Не сумела бы и вещами распорядиться, если бы мы их так выгодно не продали!

- Что толку от выгодно проданных вещей, если денег уже нет?

Последнее замечание чувствительнее всего задело пана Петра; забыв о правилах гостеприимства, он вышел из комнаты, хлопнув дверью, и оставил соседа в одиночестве. Пан Анзельм нисколько не обиделся; он тотчас сел в бричку и уехал домой, с удовольствием думая о том, что помог человеку в большом несчастье.

С этого дня, правда на очень недолгое время, положение вдовы и сироты в доме родственников изменилось. Пани Петрова осыпала милую Зузю и Яся ласками, пан Петр немедленно пожелал сшить мальчику новое платье, а его матери платить отныне двести рублей. Почтенный родственник поступал так не столько из чувствительности, сколько для того, чтобы избежать скандала и удержать полезную для дома Зузю.