Леонид Иванов - Глубокая борозда

— Ну и что же все-таки решили после всех дискуссий?

— План мы приняли такой… — Григорьев вышел из-за стола, подошел к Павлову и, жестикулируя обеими руками, начал рассказывать.

Оказывается, здесь уже разработана пятилетка по быту и культуре. Развертывается строительство своеобразного лагеря, в который на все лето будут вывозить ребятишек. Малых — с детсадом, а школьников устроить так, чтобы отдых и физкультурные занятия сочетались у них с трудовым воспитанием: вблизи лагеря будут возделываться подходящие для ребячьих рук культуры. Руководить этой работой будут специально назначенные педагоги. В лагере создается искусственное озеро — и для купанья и для разведения рыб, которым будут заниматься сами ребята. С определенного возраста все они будут проходить курс по овладению современными машинами.

— Словом, — заключает рассказ Григорьев, — думаем организовать трудовое воспитание по-настоящему. Тут очень умные нужны наставления и наставники. И без помощи ученых-педагогов нам, конечно, не обойтись…

Рассказал Григорьев и о других наметках разрабатываемого плана. Будет расширена больница, появятся кабинеты для водных процедур и грязелечения, новое современное оборудование. Подобрано место для постройки совхозного дома отдыха — на берегу реки.

Увлеченно рассказывал Григорьев! Видно, хорошо уже выношено все это в его седой голове. Павлов с восхищением глядел на него и мысленно представлял себе все эти и лагеря, и озера, и ребятишек, познающих машины…

Вошел экономист, передал Григорьеву свои расчеты. А тот, взглянув на них, воскликнул:

— Это что же! Еще один совхоз надо создавать!

Чтобы обеспечить содержание скота, находящегося сейчас в личной собственности березовцев, по существующим нормам нагрузки, с учетом трудовых затрат на производство кормов необходимо создавать совхоз на семьсот человек рабочих и служащих. А чтобы разместить этот скот в типовых помещениях, нужно затратить более двух миллионов рублей на их строительство и оборудование…

Павлов взял бумаги у Григорьева, придвинулся к столу, сам начал прикидывать.

Расчеты были верны. «Вот это подспорье, — думает уже Павлов. — Сейчас-то все частное поголовье содержится как бы между делом. И где бы мы взяли этих дополнительных семьсот человек? И с каких строек сняли бы два миллиона рублей, материалы на скотные дворы? Выходит, эти силы и средства сэкономлены для государства: затрат никаких, а производство мяса и молока идет!»

Павлов попросил дать ему экземпляр всех подсчетов. Теперь он за поддержку тех, кто создает такое подспорье.

После беседы Григорьев предложил поехать на ферму, которая, как сказал он, полностью механизирована.

Когда проезжали усадьбу отделения совхоза, директор обратил внимание Павлова на дома.

— Многие строят новые, собственные! А некоторые, видите, пристройку делают, но большую, на две комнаты. Вообще мода у нас пошла: новый дом чтобы не меньше трех-четырех комнат. Мода хорошая! А ведь кто возводит в совхозе такой просторный дом, тот думает тут жить, верно ведь? Значит, тот тоже оседлый… Между прочим, в постройке нового дома своя корова и другая живность играют далеко не последнюю роль…

Это уже понятно Павлову.

Машина остановилась. В механизированном коровнике, куда привел Григорьев Павлова, было все не так, как в большинстве подобных помещений.

Григорьев показал Павлову, как действуют фиксаторы, транспортер по раздаче кормов. Здесь доярок освободили от самой тяжелой работы — от раздачи кормов животным, и это, пожалуй, самое важное.

Павлову сразу вспомнилось тревожное сообщение Гребенкина: в области сорок тысяч коров не закреплено за постоянными доярками. Доит их кто попало и как попало. А вот здесь можно рассчитывать на планомерное повышение продуктивности животных и производительности труда животноводов. Но вот вопрос: двор-то этот по оригинальному проекту сделан, в других хозяйствах таких нет. Павлов напомнил об этом Григорьеву, и тот ответил:

— Это общая беда, Андрей Михайлович… Мы как-то узнали, что Коршун наладил пневматическую уборку навоза в коровниках, я сам туда сбегал, посмотрел: очень здорово! У него на центральной ферме двенадцать однотипных коровников. Всей пневматикой управляет один техник! Разнотипность скотных дворов мешает комплексной механизации, тут что и говорить.

Павлов вдруг решил, что поедет сейчас к Коршуну. Давно хотелось обстоятельно поговорить с ним: ведь Коршун всю жизнь в животноводческих совхозах, знаток этого дела, у него продуктивность коров перешагнула за четыре тысячи килограммов.

Григорьев пригласил закусить, но Павлов спешил — дело-то к ночи.

Коршун оказался в конторе один, он просматривал почту.

— Что-то подолгу директор засиживается! — начал Павлов, протягивая руку.

Александр Кириллович Коршун — седоволосый, с густыми клочковатыми бровями, поднялся, худощавое лицо его осветилось улыбкой.

— Здравствуйте, Андрей Михайлович… Почты много идет, за выходные дни скапливается. Выносят решения, чтобы поменьше было директив, но бумаг не убывает…

— А почему, как вы думаете?

— Очень уж много теперь ступенек стало, видно, и здесь в моду входит строительство высоких зданий, — усмехнулся Коршун.

Павлов понял намек на громоздкость и многоступенчатость управленческого аппарата, но почему именно теперь, как подчеркнул Коршун, стало больше ступеней?

— Ну как же, Андрей Михайлович? — сказал Коршун. — В тридцатые и сороковые годы совхозы были подчинены своему тресту, а трест Москве — вот и вся лестница. Так или иначе, но вопросы решались быстро. Теперь же смотрите, как получается с совхозами… Районному начальству они подчинены, тресту совхоза тоже, и все равно к нам идут директивы и из управления сельского хозяйства, и из министерства, да не из одного, из обоих… Вон сколько, — кивнул он на бумаги в папке, — из всех инстанций.

— А что же не назвал райком, обком?

— Это уже само собой разумеется, — улыбнулся Коршун.

— А что бы вы предложили?

— Так ведь много раз предлагали, — бросил Коршун, и седоватые брови его сердито задвигались. — Толку-то?

— И все же, Александр Кириллович, что?

— А чего мы стоим? — Коршун пододвинул стул, опустился на свой и после паузы продолжал: — Я совхозник, и мое мнение может быть пристрастным… До войны, знаете ли, директора племенных хозяйств и многих крупных совхозов входили в номенклатуру наркома. Это сказывалось и на подборе кадров и, как бы это точнее выразиться… — Коршун прикрыл глаза, нахмуренные брови его опять задвигались. — Ну, воспитывало более уверенных в себе директоров. А в нашем деле без риска не обойдешься, производство сложное, часто решать надо немедленно, и тут уверенность нужна. Если директор знал, что без наркома его из-за каких-то мелких придирок никто не снимет с поста, он действовал решительно.