Леонид Иванов - Глубокая борозда

Павлов не перебивал. Ему вспомнилось, с каким подъемом в колхозах и совхозах обсуждали проект решения о предоставлении колхозам и совхозам права самостоятельно планировать свое производство. Проект был встречен восторженно почти всеми. Только Обухов высказал сомнения. Он говорил примерно так: дай право Соколову самому планировать — он пшеницу перестанет сеять, будет масличными культурами заниматься, потому что это выгоднее.

Павлов в то время имел подготовленные Соколовым подсчеты по рыжику, но делались они совсем для другого. Соколов доказывал несоответствие в ценах на продукцию колхозов и в качестве примера сослался на рыжик. Эта масличная культура весьма нетребовательна, урожай в четыре-пять центнеров с гектара всегда даст. А при существовавших закупочных ценах пять центнеров рыжика были равны двадцати центнерам пшеницы. Но получить двадцать центнеров пшеницы с гектара — дело не легкое. И вот Обухов заговорил об этом же, но с иных уже позиций.

А возразил тогда Обухову не кто иной, как Несгибаемый. И вот тот самый Несгибаемый, обеими руками голосовавший за одобрение проекта, сидит у Павлова и, нервно разминая папиросу (закурить так и не решается), говорит:

— Раньше, в планах посевных площадей, все же придерживались земельного баланса, всю землю раскидывали по косточкам: сколько под пшеницу, сколько оставить под пары. А теперь управление требует: зерновые не снижать, кормовые увеличить! А за счет чего? Без паров жить?

— Вашему-то хозяйству в самом деле нельзя снижать зерновые, — заметил Павлов. — У вас же целину осваивали, всего два-три урожая сняли, засорить землю не успели.

Несгибаемый как-то странно поглядел на Павлова, сломал папироску, сунул ее в карман пиджака.

— Вам-то это совсем непростительно, Андрей Михайлович, — с горечью в голосе произнес он. — Вы же прекрасно знаете, что такое засушливая зона. У нас распаханы все земли, эти годы мы их полностью засевали, жили пока без паров. Но ведь севооборот-то вводить надо, пары нужны: у нас ведь около четырех тысяч гектаров старопахотных земель, на них в прошлом году сняли по два-три центнера с гектара. Наконец, и корма нужны, травы надо сеять — животноводство у нас растет.

Павлов связался по телефону с начальником областного управления сельского хозяйства. Но тот заявил, что он недоволен планами Дронкинского района, особенно за то, что сильно налегли на пары.

Тогда Павлов позвонил заведующему сельхозотделом обкома Кролевцу, но тот и слушать не стал.

— Наломал дров, теперь сам и перекраивай свои планы, — сказал он.

Несгибаемый, поняв, что у Павлова ничего не получилось, усмехнулся:

— Видите, как? Где ж нам, простым людям…

— Права свои надо защищать, Михаил Андреевич, — прервал его Павлов. — Если чувствуешь свою правоту, убежден в ней, доказывать надо!

Когда Несгибаемый вышел, Павлов достал папку, в которой хранились, как он сам называл, «фрагменты будущей докладной». Завтра бюро обсудит и его докладную. Она совершенно отчетливо сложилась в голове. Павлов расскажет о большой активности колхозников и работников совхозов в составлении своих перспективных планов, на примерах колхозов «Сибиряк» и «Труд» покажет найденные там резервы увеличения производства продукции.

Вскоре Павлова вызвали в обком партии.

— Чего ты там артачишься? — недружелюбно спросил Кролевец.

Павлов знал, что Кролевца в районах недолюбливают, но самому ему как-то не приходилось сталкиваться с ним. Кролевец лет пятнадцать заведовал семенной лабораторией, защитил диссертацию по всхожести семян. Его взяли в аппарат обкома. Но предшественник теперешнего секретаря Смирнова нашел, что у Кролевца недостаточно опыта низовой партийной работы, и направил его первым секретарем сельского райкома. Однако за два года район под его руководством так и остался типично средним районом, вперед не продвинулся. Это дало повод секретарям других райкомов подтрунивать над Кролевцом: «Вот, мол, нас поучал, как надо работать, а сам-то оказался не шибко дюж». Уже Смирнов отозвал Кролевца из района, его назначили заведовать сельхозотделом.

Кролевец был невысок ростом, худощав. Редко кому доводилось видеть улыбку на его лице. И сейчас он мрачно глядел на Павлова.

Павлов начал объяснять, почему пришлось увеличить паровой клин, но Кролевец даже не дослушал до конца.

— Это я в твоей докладной читал. Мудрите… Можем против наших наметок прибавить на пары две тысячи гектаров, но найди еще целинных земель…

— Земля же не резина… можно разобраться…

— Подожди! — перебил Кролевец. — Мы разбирались. Не можем мы для Павлова исключение делать. Все районы приняли наши наметки, а ты умнее всех хочешь быть?

Беседа с Кролевцом ни к чему не привела. И когда Павлов сказал, что Кролевец не хочет понимать даже обоснованные доказательства, тот крикнул:

— Иди доказывай «самому»!

Это значит, первому секретарю Ивану Петровичу Смирнову.

И Павлов пошел.

Ивану Петровичу лет за полсотни. Он уже поседел, серые глаза его глядели пронизывающе остро.

— Бунтуешь, товарищ Павлов?.. Мне докладывали: с планами не согласен.

Павлов рассказал, как было организовано составление планов, как затем в колхозе «Сибиряк» созвали совещание, и лучшие приемы агротехники, оправдавшие себя у передовиков, были внесены в планы других колхозов и совхозов.

— Вообще, Иван Петрович, чувствуется большой подъем. Годика через три на полях можно навести образцовый порядок.

Иван Петрович, словно в знак согласия, кивал головой.

— Чего же ты от меня хочешь?

— Товарищ Кролевец заставляет ломать наши планы… А нам обязательно пары нужны: есть поля, на которых десять лет пшеница по пшенице сеется и урожай ничтожный… Мы намечаем пропустить через пары все засоренные поля, и тогда высокий урожай гарантирован! Вы же знаете, Иван Петрович, что не только площадь определяет урожай. В прошлом году на сильно засоренных полях мы и двух центнеров с гектара не взяли, а это убыток колхозам и государству. Как я поеду в колхоз «Сибиряк» доказывать, что их план, который мы признавали образцовым, теперь неправильный? Как я могу пойти против совести агронома? Ведь над нами смеяться будут! Я хотел, Иван Петрович, чтобы вы правильно поняли меня. Не могу я, не имею права заставить колхозников в «Труде» сеять хлеба по совершенно засоренным полям. Мы считаем, что, следуя примеру передового колхоза, район сможет быстро поднять урожаи всех культур, а отсюда и животноводство.

— Хорошо, Павлов. Я понимаю твое положение: молодому секретарю и вдруг отменить свои установки. Тебе трудно там…

Лицо Павлова вспыхнуло.

— Нет, Иван Петрович! Мне, конечно, трудно, но я хочу работать и ясно вижу перспективы нашего района. Но если у вас сложилось уже мнение, то пожалуйста…