Геннадий Гор - Факультет чудаков

— Да, мастера звонить на Руси.

Но вслед затем он нахмурился, вдруг что-то вспомнив, и беспокойно глянул в окно.

— На Исаакиевской колокольне тоже звонят, владыка?

— Как же, как же, — простодушно отвечал владыко, — там мастера звонить.

Вязьмитинов заметно встревожился и изменившимся голосом стал выговаривать:

— Это нельзя, владыко, никак нельзя… С минуту на минуту колокольня может обрушиться, сохрани Боже. Ведь собор ненадежен, владыко…

— Сохрани Господи, — отвечал владыка, впрочем, ничуть не пугаясь.

— Да и зачем звонить, раз там служба не проводится, зачем звонить, я не понимаю!

Преосвященный весьма благодушно посмотрел на Вязьмитинова и покойно заговорил, будто с ним соглашаясь:

— Я и говорю, уж если звонят, так пускай и служат. Пускай послужат с недельку. Вот Пасха пройдет, тогда с Богом и за ремонт.

Было совершенно очевидно, что викарий хитрил и чего-то не договаривал. Вязьмитинов улыбнулся и троекратно ответил:

— Увы! Нельзя! Никак нельзя!

Он отлично все понял. Викарий приехал ходатайствовать за исаакиевский причт, которому было обидно лишиться богатых пасхальных сборов. Просьбу викария можно было бы удовлетворить, но только в том случае, если государь даст согласие; между тем Вязьмитинов знал точно и определенно, что государь по поводу совершившегося отозвался:

«Обвал произошел как нельзя более ко времени. Моим всегдашним желанием было видеть храм заново и на сей раз окончательно перестроенным. Немедленно назначить комиссию для осмотра храма и устройства архитектурного конкурса на лучший прожект перестройки».

Естественно, что главнокомандующий столицей не мог предложить викарию ничего, кроме доброго совета — поместить исаакиевский причт на время строительных работ в какую-либо другую церковь, например, в Сенатскую. Правда, в Сенатской церкви имеется свой причт и придется служить поочереди, но что делать, — пускай потеснятся, пока правительство придумает лучший выход.

Так и пришлось поступить. Причт в тот же день, дабы не терять зря пасхального времени, переехал в Сенатскую церковь, и то, чего в глубине души опасался викарий, не замедлило совершиться: причты с первого дня затеяли ссору из-за свечных, кошельковых и братских доходов. Причты условились служить поочереди, а прихожане, не разбирая этого, посещали подряд все службы, и невозможно было узнать точно, кто поставил свечу Божьей матери — сенатский или исаакиевский прихожанин.

Пасхальные ссоры неоднократно доходили до потасовки с волосодеркой, причем каждый причт аккуратно записывал очередное событие в своей церковной летописи, перечисляя участвующих. С исаакиевской стороны каждый раз непременно участвовали: священники Михаил Наманский и Тарасий Дремецкий, дьякон Иоанн Петров и церковный староста купец Игнатий Горбунов. Последний, как не имеющий на себе благодати священного сана, мог схватываться с равным себе. Певчие не участвовали в потасовках, но материальный ущерб, разумеется, сказывался и на них. Исаакиевский же певчий хор, кроме того, испытывал еще и моральное угнетение со стороны своего причта, считавшего певчих виновниками катастрофы. Впрочем, исаакиевским певчим не суждено было остаться лишь в злополучнейшей роли виновников; им же вскорости довелось и исправить частью свою вину, правда, не непосредственным образом: самая брань и попреки, обращенные на них, имели непредвиденные развитие и исход…

Случилось, что в последний день Пасхи на совещании, устроенном в алтаре, дьякон так отозвался о певчих:

— Если бы не горлопаны, так мы бы и по сие время собором владели. А и обвалилось бы там чего сверху, так не в заутреню, может, а в простой день, втихомолку. Подобрали бы мы щикатурку, ан никто бы и не узнал. Никому бы и в голову не пришло наново собор перестраивать.

Услышав суждение дьякона, протоиерей счел долгом дать ему выговор.

— Не твоего ума дело, — сказал он строго. — Построение нового знаменитого храма несет торжество всему христианскому миру. Ты должен гордиться, а не суесловить, дьякон.

Допущенный на совещание церковный староста Горбунов осмелился возразить.

— Доживем ли, отец Михаил, — сказал он печально, — доживем ли еще до окончания перестройки, Бог весть… Богомолка третьего дни сказывала, что, мол, храм наш не перестанет строиться до тех пор, пока царствующая фамилия не иссякнет. Нарочно, мол, станут строить агромаднейшее здание и вовеки веков его не закончат, чтобы царствующий дом сохранить…

— Нечестивец! — грозно вскричал протоиерей. — За такие слова мало лишить тебя гильдии и предать анафеме! Моли бога, чтобы от кощунственных твоих слов не колебнулся и этот алтарь подобно тому.

— Прости меня, отец Михаил! — закричал испуганный староста.

— Прости за ради Христа…

Но не так-то легко было испросить у отца Михаила прощения, тем более что, усердно браня и стыдя старосту, протоиерей был в душе несказанно благодарен ему: бесхитростный Старостин пересказ легенды, только что, очевидно, родившейся в народе, надоумил протоиерея своеобычно использовать интерес горожан к перестраивающемуся собору. Протоиерей понял, что нужно немедленно испросить у правительства сооружения временной деревянной пристройки к существующим пока стенам собора и в этой пристройке отправлять службу. Народ, подогреваемый слухами о необычных размерах и свойствах будущего собора, будет охотнее, чем когда-либо, посещать богослужения, совершаемые непосредственно на месте постройки.

Провидя неисчислимые выгоды от быстрейшего выполнения этого плана, протоиерей решил тотчас же, даже не сообщая причту о своих намерениях, самолично приняться за хлопоты. Прежде всего он отправился к преосвященному.

— Распорядись, чтобы мне подали лошадь, — сказал он старосте. Бедняга вообразил, что протоиерей едет жаловаться на него, и упал в ноги.

— Помоги мне одеться! — сурово сказал отец Михаил, направляясь к шкафам с облачением.

— Прости меня, отец Михаил! — голосил купец, ползая за ним по полу.

— Моли Господа о прощении, а мне дай одеться, — молвил отец Михаил менее сурово.

Купец поспешно вскочил и принялся подобострастно одевать протоиерея. Были поданы лошади, и протоиерей уехал, на прощание еще раз погрозив старосте пальцем. Для него самого было ясно, что хлопоты должны непременно увенчаться успехом, ибо не было причины для отказа.

Действительно, в самое ближайшее время мысль, возникшая столь непредвиденно, была приведена в исполнение: появилась пристройка к собору, внутренностью своей представлявшая настоящую церковь, довольно вместительную; причт стал служить в ней, не смущаясь производимыми рядом за стенкой строительными работами, и расчеты протоиерея оправдались вполне. Причт был спасен.