Геннадий Гор - Факультет чудаков

Весною 1816 года, отдохнув от военных забот, государь решил сделать С.-Петербург величавее всех европейских столиц, для чего учредил особый Архитектурный комитет под председательством Бетанкура. Комитету было вменено в обязанность заботиться о наружной красоте города, рассматривать и утверждать проекты всех новых его построек, блюсти архитектурную чистоту его линий. Назначая Бетанкура председателем комитета, государь оказал таким образом лестное доверие испанскому инженеру, тем более лестное, что комитету скоро должно было быть поручено дело наивысшей ответственности: устройство архитектурного конкурса на предмет перестройки Исаакиевского собора.

Пока же, в начале лета, на заседаниях шли бурные прения по вопросу о тротуарах. Нововведение, столь благодетельное для пешеходов, оспаривалось, как противоречащее петербургской классической архитектуре. Бетанкур был за тротуары; его мнение восторжествовало наконец.

В этот благоприятнейший день, вернувшись из комитета, генерал Бетанкур счастливо прогуливался в своем саду на Фонтанке. Было жарко. Жена с замечательно умными дочерьми жила за городом на даче, генерал находился совершенно один в саду, и уже одно это приводило его в умиление. В саду было подвешено восемь испанских гамаков, и, выбрав один из них, генерал лег по русско-испанскому обычаю вздремнуть до обеда. Но не успел он закрыть глаза, как заметил идущего к нему по аллее модно одетого молодого незнакомца, белобрысого, полнощекого и учтиво кланяющегося еще издали.

Приблизившись и принеся извинения за самовольные поиски генерала в саду, незнакомец отрекомендовался Августом Монфераном, только что приехавшим из Парижа.

— Монферан? — как бы заинтересованно переспросил генерал, борясь с дремотой. — Это ваша фамилия? Насколько я помню, во Франции есть лицей Монферан?

Молодой человек почтительно отвечал, что память генералу не изменила, во Франции действительно существует лицей Монферан и что он как раз там обучался и, посвятив себя после художественной деятельности, принял имя лицея, тогда как настоящее его имя — Август Рикар. Молодой человек затем подал Бетанкуру письмо.

Письмо было написано старинным приятелем Бетанкура, знаменитым парижским механиком и часовщиком Брегеттом. Брегетт просил Бетанкура устроить подателя сего письма на какую-либо петербургскую службу с исполнением обязанностей архитектурного рисовальщика. Глаза генерала непреодолимо слипались, но, к счастью, письмо оказалось не особенно длинным, и, прочитав его, Бетанкур сказал шутливо:

— Хорошо, я подумаю о вас во сне.

Монферан не знал, что ответить. Тогда Бетанкур повторил, отвалившись поудобнее и уже откровенно закрывая глаза:

— Мой друг, будьте уверены, во сне я позабочусь о вас еще лучше, чем наяву… Итак, до завтра…

С этим двусмысленным обещанием на устах генерал отошел ко сну, захрапев в ту же секунду, как произнес последнее слово.

Заранее приготовившись к долгому и приятному разговору с приятелем своего парижского покровителя, Монферан был шокирован, почти оскорблен этим внезапным сном. Постояв с минуту подле мирно покачивавшегося огрузшего гамака, Монферан, наконец, стряхнул с себя растерянность и решил использовать некоторые выгоды своего положения.

«Пока этот тюфяк спит, я смогу хорошенько изучить его лицо, иначе говоря, определить его характер», — решил молодой француз, не в шутку считавший себя отличным физиономистом. Мстительно усмехаясь, он не менее десяти минут вглядывался в лицо спящего Бетанкура и с удовлетворением отмечал, что это смуглое стареющее лицо дышало благородством, а потому он, Монферан, может быть спокоен за свое ближайшее будущее: Бетанкур непременно исполнит просьбу Брегетта. Однако это вовсе не означало, что Монферан должен чувствовать себя глубоко обязанным Бетанкуру. За что? Быть может, игра не стоит свеч.

На другой день, явившись к Бетанкуру, Монферан был принят им в деловом кабинете. От вчерашней садовой шутливости и сонливости не осталось и следа. Строго официально генерал объявил Монферану:

— Сударь! Я беру вас на службу к себе в комитет, предварительно назначив вам испытательный ценз до двух месяцев.

Погодя, он прибавил несколько мягче и даже как бы доверительным тоном:

— Вы приехали в благоприятное для вас время. Прошлой зимой я бы мог вас устроить, пожалуй, лишь на фарфоровый завод рисовальщиком, а для вас это было бы незаманчивой службой, не правда ли?

— О, я был бы и в этом случае бесконечно благодарен генералу! — скромно ответил молодой архитектор, а про себя подумал: «Прошлой зимой я был отлично осведомлен о том, что вы временно впали в немилость, генерал. Спрашивается, зачем бы я к вам поехал?»

После ближайшего воскресенья Монферан приступил к исполнению обязанностей архитектурного рисовальщика. Бетанкур, вначале не возлагавший на него особенных надежд, скоро был вынужден составить о нем более приличное мнение. Монферан оказался не только хорошим рисовальщиком, но и проектировал довольно непринужденно, и Бетанкур поручил ему для пробы (вне конкурса «настоящих» архитекторов) набросать вчерне проект перестройки Исаакиевского собора. Собор этот, построенный еще при Екатерине и Павле, не нравился своим видом государю и к тому же начал разрушаться из-за неправильной осадки стен и сводов.

Монферан нарисовал двадцать четыре рисунка, представлявшие вид будущего собора в различных вкусах. Тут все можно было найти: китайский, индийский, готический, византийский стиль, стиль эпохи Возрождения и, разумеется, чисто греческую архитектуру древнейших и новых памятников.

Бетанкур преподнес монферановский альбом государю, прося удостоить выбором один из рисунков. Нельзя было не восхищаться искусством рисовальщика, и Александр на время оставил у себя альбом.

На другой день Бетанкур с каким-то таинственным видом подозвал начальника своей канцелярии и наедине вполголоса сказал ему:

— Напишите указ придворной конторе об определении Монферана императорским архитектором с жалованьем из сумм кабинета.

Начальник канцелярии изумился и не мог удержаться, чтобы не сказать:

— Да какой же он архитектор, он отроду ничего не строил, и вы сами едва признаете его чертежником.

— Ну, ну, — отвечал Бетанкур, — так и быть, помолчите о том и напишите указ.

Указ был написан, а после подписан самим государем.

Начальнику канцелярии было не трудно заметить, что генерал Бетанкур сам пребывал в некоторой растерянности. Очевидно, желание государя возвысить безвестного Монферана казалось ему слишком поспешным и недостаточно обоснованным. Генерал не хотел признаться перед собой, что неожиданная удача Монферана навела на горькие мысли его самого, стареющего франко-испано-русского инженера… Кроме того, ему претила художественная беспринципность Монферана, он искренно недоумевал, как мог архитектор, убежденный художник, представить ему и государю на выбор двадцать четыре разнородных и прямо противоположных по стилю проекта одного и того же здания. Выходит, что Монферану решительно все равно, в каком стиле сочинять и строить…