Мигель Сервантес - Галaтeя

Стою, дивясь, у твердого порога.

Свой парус может опустить тревога,

Челн - отдохнуть, обет исполнить свой

Тот, кто его, от страха чуть живой,

Не раз под грохот бурь шептал дорогой.

Целую землю, к небу возношу

Благодаренье за удел счастливый

И с радостной готовностью спешу,

Исполненный горячего порыва,

Усталой головой склониться вновь

Под иго нежное твое, любовь.

Кончив петь, Силерьо предложил Нисиде огласить своим пеньем поля, и та, взглядом попросив позволения у своего любимого Тимбрио, после того, как он взглядом же ответил ей утвердительно, с очаровательнейшею приятностью начала петь этот сонет:

Нет, я нисколько с теми не согласна,

Кто утверждает, что любовь дает

Отрад безмерно меньше, чем тягот,

Что от нее блаженства ждем напрасно.

Мне ведомо, что значит быть несчастной,

Мне ведом также к счастью поворот,

И я скажу: тяготы все не в счет

Пред днем, исполненным отрады ясной.

Ни вызванная вестью роковой

Борьба меж смертью горькою и мной,

Ни дни неволи под пиратской властью

Мой дух не в силах были так сломить,

Чтоб нынче не могла я вновь ожить

И бесконечно ликовать от счастья.

Исполнив просьбу Силерьо, Нисида объявила, что теперь очередь Бланки, и та, не заставив себя долго упрашивать, столь же очаровательно спела этот сонет:

То жег мне сердце ярый пламень, точно

Оно в ливийский попадало зной,

То страх сжимал его своей рукой,

Подобный хладу Скифии полночной.

Я вечным счесть могла б сей круг порочный,

Но дух всегда поддерживала мой,

Мне обещая сладостный покой,

Надежда милая, оплот мой прочный.

Зимы простыл и след, ушла она,

И хоть огонь пылает, как и прежде,

Явилась долгожданная весна.

И мне за то, что я в своей надежде

Была неколебима и тверда,

Дано вкусить от сладкого плода.

Путешествие на Парнас

К читателю

Если, любознательный читатель, ты случайно окажешься поэтом и в твои (хотя бы и грешные) руки попадет мое Путешествие и если ты обнаружишь, что тебя назвали и упомянули в числе хороших поэтов, то за эту честь воздай хвалу Аполлону ; если же не обнаружишь, все равно воздай ему хвалу. И да хранит тебя господь.

Путешествие на Парнас

Какой-то перуджиец Капорали ,

Таких в Элладе за высокий ум,

А в Риме за отвагу почитали,

Решился раз, надменных полон дум,

Уйти в тот край, где обитают боги,

И средь камен забыть столичный шум.

Храбрец пустился на Парнас . В дороге

Он мула престарелого купил,

Развалину, хромую на все ноги.

Был оный мул в кости широк, но хил.

От худобы с могильной тенью схожий,

Он тяжестей давно уж не возил

И обладал такою жесткой кожей,

Что хоть сдери да набивай на щит.

А норовом - умилосердись, боже!

Весна ль сияет, вьюга ли свистит,

Мул, не споткнувшись, не пройдет и шагу.

На той скотине храбрый наш пиит

Отправился к Парнасу, и бродягу

Близ вод кастальских встретил Аполлон

И наградил улыбкой за отвагу.

Когда ж домой вернулся нищим он

И всем, что видел, с миром поделился,

Он сразу был молвой превознесен.

Увы! Я сладкоустом не родился!

Чтоб изощрить мой грубый, тяжкий слог,

Я на веку немало потрудился,

Но стать поэтом не сподобил бог.

Я рвался духом на Олимп священный,

Где плещет Аганиппы светлый ток ,

Где, влагой насладясь благословенной,

Обрел бы красноречье мой язык

Пусть не для песен музы вдохновенной,

Так для писанья пышнословных книг.

Я пред собою видел путь опасный,

Я трудности грядущие постиг,

Но что могло сломить порыв мой страстный?

Уже восторгом наполнялась грудь,

В ней славолюбья жар пылал прекрасный,

Он облегчал, он сокращал мой путь.

Я возмечтал о подвиге суровом,

Я жаждал воздух тех вершин вдохнуть,

Свое чело венчать венком лавровым,

Апонте в красноречьи посрамив

И в острословьи став Галарсой новым

(Покойник был, как Родомонт, хвастлив),

И, наконец, влекомый заблужденьем,

Осуществить решил я свой порыв;

Я оседлал с великим дерзновеньем

Упрямый рок, привесив за седлом

Одно лишь право следовать влеченьям,

И поскакал, покинув отчий дом.

Читатели, тут нечему дивиться,

Вы все знакомы с этим скакуном,

И где бы вам ни выпало родиться,

В Кастилии, или в земле другой,

До гроба всяк изволь на нем носиться!

А конь таков: он то летит стрелой,

То тащится, как мерин хромоногий,

Как будто воз он тянет за собой.

Но невесом поэта скарб убогий,

Богатствами поэт не наделен.

Когда пошлют ему наследство боги,

Его умножить не умеет он,

Швырнет дублон, как мелкую монету,

Тому виной - великий Аполлон.

Лишь он внушает замыслы поэту.

Кто чтит его божественный закон,

Тот не сойдет на низкий путь наживы,

За прибылью не гонится ни в чем.

В себе лишь бога чувствуя призывы,

Поэт священным шествует путем,

Возвышенный, иль строгий, иль шутливый,

То воспоет он ярой битвы гром,

То нежные любовников обеты,

Величье гор, иль прелесть ручейка,

И дни его виденьями согреты,

И жизнь подобна жизни игрока.

Ткань, из которой созданы поэты,

Упруга и податливо-мягка.

Их по земле ведет воображенье,

Их носит прихоть на крылах живых,

Восторги им дарует вдохновенье.

Не звон червонцев, но звенящий стих

Вот власть их, вот их сила, вот услада!

Пускай молва что хочет врет о них!

Я сам, друзья, поэт такого склада.

Как лебедь, голова моя седа.

С вороньим хрипом в месяц листопада

Схож голос мой, простуженный всегда.

Не обтесали мой талант нимало

Ни тяжкий труд, ни долгие года.

Не раз, когда вскарабкаться, бывало,

На колесо Фортуны я хотел,

Оно капризный бег свой прекращало.

Но все ж, узнать желая, где предел,

Который мне определило небо,

Каков высоких помыслов удел,

Я захватил немного сыру, хлеба

Столь малый груз не отягчал в пути

И скакуна погнал к чертогам Феба .

Я восклицал: "Отечество, прости!

Прощай, Мадрид, и ты прощай, о Прадо ,

И нищий кров, приют мой с юных дней,

Прощай, фонтанов летняя прохлада,

И вы, беседы в обществе друзей,

Единственная помощь и отрада

Для тех, кто ищет места потеплей!

Прощай, моя прекрасная столица,

Земля богопротивной старины,

Где в стан гигантов Зевсова десница

Метала громы с горней вышины,

Где глупость балаганами гордится,

В которых лишь глупцы вознесены.

Прощай и Сан Фелипе , на котором

(Как суеслов венецианский врет,

Читателей питая всяким вздором)

Турецкий пес гуляет взад-вперед,

Где наш идальго свой блюдет декорум,

Хоть подвело от голода живот.

Я не хочу ни тенью стать, ни тленом,

Я от себя, от родины бегу!.."