Вишну Кхандекар - Король Яяти

Я, дочь короля Вришапарвы, обрекла себя на муки рабства в надежде на то, что святой Шукра сделает непобедимым войско моего отца. Неужели была напрасной моя жертва?

— Чего же сейчас добивается святой Шукра? — спросила я.

— Сандживани — сила, позволяющая воскрешать мертвых. Теперь Шукра хочет научиться убивать простым сосредоточением мысли.

— И что же, Кача тоже хочет научиться этому?

— Качу мучают сомнения. Он никогда не забывает, что сила, накопленная испытаниями духа, не должна обращаться на достижение низких целей. Но так безмерно губительна мощь, к которой стремится Шукра, что ради предотвращения новой войны, он должен стать могущественней Шукры. А мой долг — быть рядом с Качей.

Мне нечего было сказать, я только женщина, и для меня важней всего на свете благополучие моего маленького Пуру. Я женщина, поэтому мой дом — мой мир. Кача и Яти устроены не так, как я, их дом — весь мир.

Наутро мы втроем вышли в путь. Через несколько дней мы без приключений добрались до горной деревушки. Пуру понравилось в горах, он радовался всему, что видел. Яти все устроил наилучшим образом, чтобы мы с Пуру ни в чем не нуждались, и поручил нас попечению своих друзей.

На прощание он благословил Пуру:

— Расти высоким, как эти горы, ибо тебя ожидает Львиный трон.

…Пуру рос среди деревенских мальчишек, играл и дрался с ними. Он научился метко стрелять из лука, и я дивилась твердости его руки. Когда он стал немного старше, я отправила его в ближайшую обитель, дабы его там научили письму и чтению, рассказали историю королевства, которым ему суждено править.

Как полноводная река начинает свой бег из крошечного родника, а потом, сбегая с гор в равнины, вбирает в себя множество притоков и, уже неузнаваемо могучая, гонит волны к морю, так и мой маленький Пуру, приобретая знание священных Вед в обители, а навыки жизни в деревне, становился все богаче духом и крепче телом.

И все больше отдалялся Пуру от меня. Теперь он жил, как птица, которая готова целый день кружить высоко в небе и только на ночь возвращается в гнездо. Пуру жил своей жизнью, и так много вмещала она в себя, что порой казалось, будто скоро в ней совсем не останется места для меня.

Неразумно материнское сердце. Матери хочется, чтоб сын поскорее вырос, чтоб стал он отважным воином, чтоб весь мир узнал о его великих делах. В то же время матери хотелось бы, чтоб сын вечно оставался малышом, чтоб она всегда могла защитить его и чтоб ни один волосок не упал с его головы.

Мысли об этом повергали меня в глубокое уныние, но когда Пуру спрашивал, отчего я печальна, мне было нечего ему ответить.

Неужели не дано человеку превозмочь одиночество его души?

Одолеваемая невеселыми размышлениями, я уходила на прогулки, и вид снежных гималайских вершин возвращал мне покой. Горы открыли мне тайну счастья — чтобы жить счастливо, нужно с благодарной веселостью принимать дары жизни, учиться наслаждаться красотой мира и делить свою радость с другими.

Давала мне уроки жизни и горная речушка. Наблюдая, как беснуется она в сезон дождей, я понимала, что не нужно тосковать по ушедшей юности, ибо юность не только благословение, но и проклятие. Разве мы понимаем, что творим в юности, когда вспененные воды нашей жизни ударяются в скалы, когда желания гонят нас все быстрей и быстрей и мы не замечаем, как крушим все вокруг?

В горах я поняла, отчего устремляются к уединенной жизни святые люди. Природа и человек от начала и до конца соединены неразрывной связью. Природа и человек — как близнецы, и оттого жизнь раскрывается во всей полноте, только когда они вместе — человек начинает осознавать истинную силу жизни и истинные пределы бытия. В отдалении от природы человек ограничен, и тогда он заселяет мир порождениями своего рассудка. Что казалось мне бедой, обернулось счастьем моей жизни, ибо, оказавшись вдалеке от суеты, я открыла для себя истинный ее смысл.

Но не всегда мне удавалось сохранять незамутненную ясность души. Мысли об иной жизни будоражили меня, пробуждали воспоминания о том, что не вернется, о голосе, который звал меня — моя Шама.

Я прогоняла воспоминания. Но мысли мои, как необъезженные кони, не знали удержу. Они рвались в Хастинапуру, пробирались подземным ходом в Ашокаван, к его величеству. Мне было с ними не совладать.

Однажды — Пуру шел уже восьмой год — мы с ним отправились на храмовой праздник. На площади перед храмом давали представление, и мы уселись посмотреть. Пуру сел с молодыми послушниками, а я устроилась чуть поодаль. Со мною рядом оказалась женщина с маленькой девочкой удивительной красоты. Особенно волосы — я не могла оторвать от них глаз: они отливали золотыми бликами, точно нити молний в черной туче. Я протянула руки, и девочка охотно пошла ко мне.

— Как тебя зовут, маленькая?

— Алака.

— Какое красивое имя!

И сколько воспоминаний оно пробудило во мне… Алака, названая сестра Яяти… Как мне хотелось бы, чтобы у Пуру была такая прелестная сестренка.

Хоть жизнь моя текла ровно и спокойно, мне все время приходилось держать себя в руках, иначе мои чувства все погубили бы.

Прибыл Яти и сообщил о смерти королевы-матери. Я очень горевала: она всегда была добра ко мне. Мне бы хотелось как-то услужить ей — ведь я была по сути дела ее невесткой, — но даже это было мне не суждено. А тут еще появился бродячий садху, который шел из Хастинапуры и всем рассказывал, что король Яяти забросил государственные дела, что все забрала в свои руки Деваяни, что она стала править именем юного принца Яду — будто Яяти уже нет на свете. Что могло заставить короля забыть свой долг и уйти от дел? Уже давно ходили слухи, будто между королем и королевой нет согласия… Бывают люди, которым любовь и понимание близких необходимы, как цветку роса. Если так плохи отношения между Яяти и Деваяни, если Яяти отстранился от государственных забот, что с ним дальше будет?

Я не находила себе места. Я даже думала, рискуя жизнью, пробраться в Хастинапуру, найти его величество, уговорить его бежать со мною в горы, где он будет окружен любовью, которая может возродить его к жизни. Но Пуру был еще так мал, а воспоминания о наших с ним скитаниях так свежи в моей памяти… Я могла только плакать и молиться.

— Великий боже, — молилась я каждый вечер, — даруй ему покой и счастье!

Пуру, который обыкновенно повторял за мной слова молитвы, едва ли вдумываясь в их смысл, однажды полюбопытствовал:

— Даруй — кому? Как его зовут?

Я собиралась открыть сыну имя отца, когда Пуру исполнится шестнадцать. Но жизнь шла своим предначертанным путем, показывая мне тщету моих стараний: маленький Пуру был похож на меня, но, подрастая, он обнаруживал все больше сходства с отцом. Случалось, что неожиданно подняв глаза на Пуру, я думала, будто передо мною юный принц Яяти. Сердце мое сжималось от тревожных предчувствий.