Ирвин Шоу - Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов)

-- Понятно... выходит, вопрос с браком решен.

-- Я этого не говорила.

-- Нет, не говорили. Но сказали бы, что нет, если об этом нет и речи.

Констанс фыркнула:

-- Пусть так, все решено. Ну, скажем, на предварительном этапе.

-- Когда же произойдет это событие?

-- Через три месяца,-- ляпнула она не задумываясь.

-- Это что, такой закон в Нью-Йорке? Выходит, вам придется ждать целых три месяца? Или это обычное табу в вашей семье?

Она колебалась, не зная, что сказать. Вдруг осознала, что, по сути дела, уже долго ни с кем не разговаривала. Конечно, заказывала еду в ресторане; спрашивала на железнодорожных вокзалах, как ей сюда добраться; здоровалась с продавцами и продавщицами в магазинах и лавках, но только и всего. Все остальное время -- нудное одиночество, тишина, не менее для нее болезненные от того, что она навязала их себе сама. "Почему бы и нет? -подумала она чисто из эгоистических соображений, благодарная ему за проявленную инициативу.-- Почему бы не поговорить об этом -- хотя бы раз?"

-- Все дело в моем отце.-- Она, задумавшись, вертела перед собой чашку.-- Это его идея: он против. Сказал -- подожди три месяца, потом увидим. Думает, что после трехмесячного пребывания в Европе я позабуду о Марке.

-- Америка, конечно, единственное оставшееся в мире место, где люди могут себе позволить вести себя в старомодной манере. Ну а что с этим Марком? Он что, пугало огородное?

-- Что вы, очень красив,-- заступилась за него Констанс.-- Такой печальный, такой красивый...

Притчард старательно кивал, словно записывал все, что она говорила.

-- Но у него пустой карман,-- сделал он вывод.

-- Да нет, денег у него хватает,-- вновь защитила она Марка.-- По крайней мере, хорошая работа.

-- Ну и чем же он не устраивает вашего отца в таком случае?

-- Считает -- слишком стар для меня. Ему уже сорок.

-- Серьезная причина,-- живо откликнулся Притчард.-- Поэтому он меланхолик?

Констанс невольно улыбнулась:

-- Нет, не поэтому. Просто такой с детства: очень серьезный, вдумчивый человек.

-- Вам нравятся сорокалетние мужчины?

-- Мне нравится только один Марк,-- призналась Констанс.-- Хотя, должна вам сказать, мне никогда не удавалось ладить с молодыми людьми. Ну, с теми, которых знала. Все они такие... бессердечные. В их компании я робею, сержусь на себя. Стоит мне пойти на свидание с таким -- всегда возвращаюсь домой... как в воду опущенная.

-- "Как в воду опущенная"? -- удивился Притчард.

-- Понимаете... я чувствую, что... была какой-то совсем другой, вела себя не так, как нужно. В общем, вела себя с ними, как все девушки со своими ухажерами: кокетство, немного цинизма, игра во влюбленность... Я не очень сложно все объясняю?

-- Нет, вовсе нет.

-- Мне не кажутся правильными мнения других людей обо мне,-- говорила, все больше увлекаясь, Констанс, почти позабыв о молодом человеке, сидевшем за столом напротив нее,-- изливала всю свою накопившуюся в душе горечь будто самой себе.-- Противно, когда тебя используют в качестве приманки на разных торжествах, когда студенты возвращаются из колледжей домой погостить или демобилизованные приходят из армии. Кто-то нужен для вечеринки,-- кто-то, чтобы потискать в такси на пути домой. Ну а мнение отца обо мне? "До нее, наконец, это впервые дошло". Мне всегда казалось -- мы с ним хорошие друзья, он видит во мне ответственного, взрослого человека. А когда сказала ему о своем желании выйти замуж за Марка, поняла, что все наши отношения -- ложь. Что он до сих пор считает меня ребенком. Ну а ребенок, как известно,-- это разновидность идиотки. Моя мать бросила его, когда мне было всего десять лет, и с тех пор мы с ним очень сблизились. И вот выяснилось -- совсем не настолько, как я полагала. Он просто играл со мной, льстил мне. Возникла первая реальная проблема -- и все рухнуло как карточный домик. Он не позволял мне иметь собственного мнения о себе самой. Вот почему я в конце концов дала согласие на его предложение -- три месяца отсутствия. Чтобы доказать ему... доказать раз и навсегда...-- осеклась, бросив недоверчивый взгляд на Притчарда: уж не улыбается ли ее исповеди.-- Вас все это потешает?

-- Что вы, конечно нет! Как раз думаю о тех знакомых, которые высказывали обо мне мнение совершенно отличное от того, что сам думал о себе. Какая страшная мысль!

Притчард пытливо смотрел на нее, но ей не удавалось понять, серьезно он говорит или шутит.

-- Ну а каково ваше мнение о себе? -- продолжал он.

-- Ну... оно еще не сформировано до конца,-- медленно произнесла она.-Знаю, каким оно должно быть, и это пока все. Хочу быть человеком ответственным; еще -- не быть бессердечной, жестокой... плыть в верном направлении...-- Пожала плечами, вконец смущенная.-- Может, я изъясняюсь неудачно, как вы думаете?

-- Может. Но зато восхитительно искренне.

-- Ну, до восхищения еще далеко,-- несколько охладила она его пыл.-Может, лет через десять. До сих пор я еще не знаю, к какому сорту принадлежу.-- Нервно засмеялась.-- Как хорошо, что вы уезжаете через несколько дней, я больше вас никогда не увижу и потому могу говорить с вами так откровенно. Не находите?

-- Да,-- подтвердил он,-- очень хорошо.

-- Я так долго ни с кем не разговаривала по душам... Или во всем виноват ром?

-- Готовы ко второй чашке? -- улыбнулся Притчард.

-- Да, благодарю вас.

Наблюдала, как он разливал по чашкам чай, и, к своему большому удивлению, заметила, что у него дрожат руки. А что, если он один из тех молодых людей, которые после возвращения с войны пьют по бутылке виски в день?..

-- Итак, завтра забираемся на вершину горы,-- подытожил он.

Констанс почувствовала великую к нему благодарность: понял, что ей больше не хочется изливать ему душу, и перевел разговор на другую тему, не дав ее признаниям никакой оценки.

-- Ну как же вы туда полезете -- с вашей лодыжкой?

-- Попрошу врача сделать мне укол новокаина -- и часа через два моя лодыжка крепка как камень, крепка навечно.

-- Ладно.-- Она не спускала глаз с его дрожащей руки.-- Значит, утром?

-- По утрам я на лыжах не катаюсь.-- Он добавил рому в свою чашку, понюхал смесь, оценивая по достоинству.

-- Чем же вы занимаетесь по утрам?

-- Отдыхаю и пишу стихи.

-- Ах вот оно что! -- И бросила на него недоверчивый взгляд.-- Не знаю ли я вашего имени?

-- Нет. Все, что пишу, разрываю на мелкие кусочки на следующее утро.

Ей стало неловко -- из всех, кого знала, стихи писали только пятнадцатилетние мальчишки в подготовительной школе; пришлось засмеяться.

-- Боже! Мне кажется, вы... человек с отклонениями.

-- "С отклонениями"? -- Он вопросительно вскинул брови.-- Вы имеете в виду сексуальную ориентацию? Это слово, по-моему, в Америке является оскорбительным. Это когда парни с парнями, так?

-- Не всегда,-- возразила Констанс, еще больше смущаясь.-- В данном случае оно... не имеет такого оттенка. Какие же стихи вы пишете?