Чарльз Сноу - Наставники

Я передал его пожелание Рою, и тот, ехидно хмыкнув, сказал:

- Уж этот добрый Дядюшка Артур! Только он один и пестует нас, как малолетних несмышленышей. Очень мне это, знаешь ли, нравится.

Он позвонил в кухню, заказал чай с горячими сдобными булочками, и мы перекусили, сидя за столиком у камина. Когда я допивал последнюю чашку, Рой, усмешливо посмотрев на меня, выдвинул ящик стола и, словно бы украдкой, достал оттуда детские кубики.

- Это я вчера их купил, - сказал он. - Мне подумалось, что они могут нам пригодиться. Теперь-то - если только Винслоу не выкинет какого-нибудь фокуса - мы, конечно, и без них обойдемся. А все же давай-ка прикинем.

Ему нравилась материальная осязаемость вещей, хотя по профессии он был всегда связан со словом. Любой другой человек просто написал бы фамилии членов Совета на листе бумаги, а вот Рой отобрал четырнадцать кубиков и аккуратно вывел на каждом имя - от Ройса до Льюка. Кубик с именем Ройса он молча отложил в сторону. Потом, мимолетно улыбнувшись, положил рядом два кубика - Джего и Кроуфорда. Найдя среди остальных Гея, Деспард-Смита, Винслоу и Гетлифа, он составил их в ряд, а семь других свалил в кучку "пусть окончательно определятся. Тогда станет ясно, есть ли у нас абсолютное большинство".

От пяти до семи часов я занимался со своими студентами, а после занятий сразу отправился в профессорскую. Там я застал только Кроуфорда - он сидел у камина и читал университетскую газету. Ответив на его бесстрастно вежливое приветствие, я подошел к столику с вином, налил себе рюмку хереса и сел в кресло.

- Не нравится мне эта война, Элиот, - немного опустив газету и внимательно глядя на меня, сказал Кроуфорд. Он говорил о гражданской войне в Испании.

- Мне тоже, - отозвался я.

- Наши вершители истории ведут себя чрезвычайно неблагоразумно. Каждый четверг, бывая в Королевском обществе, я разговариваю с людьми, которые призваны влиять на политику. С самыми разными людьми - и всякий раз убеждаю их вдуматься в истинный смысл нынешней войны. Это наш долг убеждать их, я знаю, но что-то не успокаивают меня мои беседы. Говоря с вами как либерал с либералом, без всякой предубежденности против вашей профессии, я должен признаться, что чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы в парламенте и Министерстве иностранных дел нашлось хоть несколько человек с естественнонаучным, а не гуманитарным образованием.

Несколько минут он говорил о зимних боях в Испании. Последнее время он, как любитель, много занимался военной историей, и его мысли казались мне безупречно логичными, а суждения - здравыми и глубоко продуманными.

Вскоре пришел Джего. Увидев Кроуфорда, он на мгновение растерялся, и в его приветствии прозвучала неумеренная горячность. Ему было явно не по себе, я, пожалуй, еще ни разу не видел его таким скованным и неестественным - а все потому, вдруг пришло мне в голосу, что он уже знал о результатах сегодняшнего совещания у Винслоу. И вот, увидев неудачливого конкурента, он почувствовал себя виноватым.

Кроуфорд был невозмутим.

- Что ж, отложим наши военно-исторические изыскания, Элиот, - сказал он вставая. - Насколько мне известно, они совершенно не интересуют старшего наставника. Да и к нынешней войне он относится совсем не так, как мы. Он поймет, что правда на нашей стороне, немного погодя.

Кроуфорд был чуть ниже Джего, но сейчас, поднявшись и стоя с ним лицом к лицу, он выглядел гораздо внушительней, чем его соперник.

- Я, впрочем, рад, что мы встретились, Джего, - проговорил Кроуфорд, потому что мне надо сказать вам несколько слов. Я даже собирался послать вам записку. Но раз уж вы пришли - и если у вас найдется несколько свободных минут, - мы можем просто побеседовать. Элиот, насколько я знаю, ваш союзник, а значит, нам незачем от него таиться.

- Разумеется! - воскликнул Джего. - Как вам будет угодно. Я весь внимание, дорогой доктор, я весь внимание.

- Сегодня группа коллег предложила мне баллотироваться в ректоры, сказал Кроуфорд. - Мнение этой группы, хотя она и не образует численного большинства, представляется мне достаточно весомым. У меня, на мой взгляд, не было причин колебаться. Я не одобряю людей, которые жеманятся наподобие молодых дамочек, отказывающихся сыграть для гостей новую музыкальную пьеску. А поэтому я заявил, что не возражаю против выдвижения моей кандидатуры.

Он был уверен в себе, непроницаем и совершенно спокоен. Совещание у Винслоу показало, что у него нет надежд на победу, и, однако, он вел себя как хозяин положения.

- Я очень ценю вашу прямоту, доктор Кроуфорд, - сказал Джего.

- Я посчитал себя обязанным высказаться прямо, - проговорил Кроуфорд. Насколько мне известно, мы единственные реальные кандидаты на этот пост.

- Остается только пожелать одному из кандидатов, - с внезапной улыбкой сказал Джего, - всех достоинств его соперника.

- Не только, - бесстрастно возразил Кроуфорд. - Кандидатам надо решить, как они распорядятся своими собственными голосами. Нам с вами придется заключить рабочее соглашение, и в дальнейшем оно может оказаться очень важным.

Потом Кроуфорд сказал, что обедает в другом колледже, и, вежливо простившись с нами, ушел.

- Да, многое бы я отдал за то, чтобы обрести его уверенность, Элиот!

- И непременно утратили бы кое-что другое, - сказал я.

- Как вы думаете, Элиот, неужели он никогда не сомневается в своей правоте? - воскликнул Джего. - Неужели ему никогда не приходит в голову, что и он может оступиться?

Нет, подумал я, в мире, где царит честолюбие, где ценятся только профессиональные и служебные успехи, политическая власть и социальная влиятельность, он никогда не оступится. Никогда не усомнится в своей абсолютной правоте. Его уверенность ничто не поколебало до сих пор - и ничто не поколеблет в будущем.

Однако я ощущал, что в броне кроуфордовской уверенности тоже есть брешь. Дома его ждали двое детишек и спокойная миловидная жена, а Джего, когда он возвращался домой, встречала одинокая измученная ведьма. И все же я чувствовал, что Кроуфорд до недавнего времени завидовал Джего: завидовал его успеху у женщин. Джего никогда не боялся, что его минуют радости любви; с неосознанной уверенностью обаятельного человека он спокойно ждал, когда полюбит сам, не сомневаясь, что ему ответят взаимностью. По иронии судьбы, его любовь оказалась мучительной, но он не потерял уверенности в том, что нравится женщинам, не потерял веры в любовь; именно его уверенность, его вера помогали ему с такой нежностью, с такой любовной терпимостью относиться к своей жене. А вот Кроуфорд мучительно боялся в юности, что его не полюбит ни одна женщина. И несмотря на удачную женитьбу - по крайней мере внешне она была куда удачней, чем у Джего, - его порой терзали рецидивы юношеских страхов и припадки зависти к таким людям, как Джего.