Чарльз Сноу - Наставники

Рой передразнивал Джего не только на вечеринках. Даже в его последней реплике послышались сентенциозно многозначительные интонации старшего наставника - их уловили все сидящие за столом, и Деспард-Смит невольно усмехнулся.

Выходя из профессорской, Артур Браун раздумчиво спросил меня:

- Как вы думаете, что Калверт имел в виду, когда сказал про медвежью услугу? Последнее время я отношусь к его словам вполне серьезно, или, говоря иначе, не ищу в них подвоха. А ведь еще два-три года назад почти во всех его высказываниях таилась какая-то не слишком уместная ирония. Но теперь я за него не тревожусь. Он стал гораздо уравновешенней. И по-моему, скоро окончательно остепенится.

Я решил не переубеждать Брауна. Пусть благожелательно и спокойно размышляет, предвосхищая догадки будущих наставников нашего колледжа, что же именно означает сегодняшняя запись в "Винной книге", подумалось мне.

Я сказал ему, что на этой неделе попытаюсь разобраться в истории с Льюком. Фрэнсис Гетлиф вернулся утром в Кембридж, чтобы принять участие в заседании Совета, и Кэтрин, его жена, пригласила меня да обед - первый раз после нашей январской размолвки. Я решил не упускать такой возможности: во время дружеского обеда мне наверняка удастся спокойно рассказать Фрэнсису об угрозе Найтингейла.

Гетлифы жили в собственном доме на улице Чосера; когда я пришел, они встретили меня так же радушно, как в былые времена. Фрэнсис принялся разливать по бокалам херес, и, внимательно посмотрев на него, я лишний раз убедился, что дома он держится гораздо естественней и проще, чем в колледже. Передавая жене бокал, он глянул на нее с искренней любовью; от его чопорной, но нервически напряженной надменности, которую он напускал на себя, разговаривая с коллегами, не осталось и следа: он показался мне доброжелательным, спокойным, даже благодушным. А Кэтрин, та просто лучилась приветливым счастьем.

Детей уже уложили спать. Кэтрин говорила о них с огромным удовольствием - и в то же время старалась показать мне, что ей новее не хочется утомлять меня этим разговором. Рассказывая о детях, Кэтрин сидела в кресле с видом почтенной матроны - и как же сильно отличалась она от той порывистой, всегда чем-то взволнованной девушки, с которой я встретился десять лет назад в доме ее отца на Брайенстон-сквер! Меня привел к ним ее брат Чарльз, мой самый близкий лондонский друг тех лет, и это был первый великосветский дом, в который я попал.

Когда мы сели за стол, Кэтрин заговорила о своих родных. Давно ли я видел ее брата? Потом, со спокойной грустью счастливой и уверенной в себе женщины, она стала вспоминать свою юность и те годы, когда она жила в поместье своего отца, а мы с Фрэнсисом часто гостили у них.

После обеда мы вышли в садик, расположенный позади их дома. Наползали сумерки, золотисто-багровое небо постепенно темнело. Теплый воздух был сладок и ласков. А неподвижно застывшие в безветренном сумраке кусты цветущей сирени заливали садик пряным ароматом, кружа мне голову воспоминаниями о начале других, давно канувших в прошлое летних каникул.

Слегка одурманенный ароматным воздухом, я несколько минут молчал, а когда наконец собрался заговорить о Льюке, Кэтрин опередила меня:

- Льюис, я хочу задать тебе один вопрос - можно?

- Конечно.

- Ты ведь согласен с Фрэнсисом насчет выборов, правда? Это ведь так естественно для нас - добиваться, чтобы ректором колледжа стал либерально настроенный человек, я уверена, что ты не можешь думать иначе.

Так значит, они пригласили меня только для того, чтобы затеять эту игру? Я вдруг страшно огорчился - словно потерял друга, который после свадьбы стал мне совсем чужим. Когда-то Кэтрин жадно слушала мои разговоры с ее братом, она была нашим другом, нашей ученицей и воспринимала мир в точности так же, как мы. А теперь я окончательно убедился, что, став женой Фрэнсиса, она смотрит на жизнь глазами мужа, не понимая людей, которые думают иначе, чем он.

- По-моему, Фрэнсис неправ, Кэтрин.

- Если главой колледжа станет реакционер, - сказал Фрэнсис, - то благодарить за это надо будет Льюиса.

- Разве все зависит только от меня?

- Не прикидывайся слепым, Льюис. Если ты, как мы надеялись, поддержишь Кроуфорда - ректорство ему обеспечено. Потому что вместо с тобой в нашу партию наверняка перейдет еще два или три человека.

- Я уверена в этом, - сказала Кэтрин. - И неужели ты не понимаешь, как это важно, Льюис? Мы вправе надеяться, что ты нас поддержишь. Я не умею притворяться, и твое отступничество кажется мне чудовищным.

Да, они считали меня неблагодарным отступником. Когда мне было тяжело и я хотел найти спокойное убежище, Фрэнсис приложил много стараний, чтобы меня приняли на работу в колледж. Все эти три года они относились ко мне с дружеской деликатностью, частенько зазывали обедать, считали своим - чуть ли не в буквальном смысле этого слова, - и вот при первой же серьезной проверке я оказался предателем. Люди всегда надеются на признательность тех, кому они помогли, и далеко не сразу понимают, что признательность очень редкое явление.

- Послушай, Кэтрин, - сказал я, - когда ты судишь о чем-нибудь непредвзято, то ошибаешься так же редко, как Чарльз, а он на диво проницателен. Ты немного знаешь и Джего и Кроуфорда. Скажи мне, кого из них ты можешь назвать по-настоящему хорошим человеком?

Кэтрин ответила не сразу.

- Джего, - неохотно признала она. Однако сейчас же поправилась: - Но ведь в ректоре важно вовсе не это.

- Правильно, - сказал Фрэнсис. - А Льюису просто нравятся человеческие слабости.

- Ничего подобного, - возразил я. - Мне нравятся люди, наделенные творческим воображением, и не нравятся самовлюбленные снобы.

- Иногда мне начинает казаться, - с холодной враждебностью сказал Фрэнсис, - что ты потерял представление о коренных человеческих достоинствах.

- Если уж на то пошло, - раздраженно воскликнул я, - то самодовольство в миллион раз противней самоистязания.

Нас охватила взаимная ожесточенность. Мы давно знали друг друга и понимали сейчас, что договориться не сумеем. Они почти не слушали моих доводов в защиту Джего, а я все злее нападал на Кроуфорда.

- А уж _она_ совершенно невыносима, - исчерпав все аргументы, сказала Кэтрин.

- Она несчастная и трогательная в своем несчастье женщина, - возразил я. - И добрая.

- Она кошмарная кривляка, согласись.

- Если б ты видела, с какой нежной терпимостью относится к ней Джего, то, возможно, поняла бы, почему я его поддерживаю.

- И она будет хозяйничать в Резиденции - об этом даже подумать страшно!

- Хозяйничать в Резиденции будет ректор, а не его жена.

- Если ректор женат, хозяйкой Резиденции неминуемо становится его жена, - заметил Фрэнсис.