Чарльз Сноу - Возвращения домой

- Трудность вот в чем, - продолжал Дэвидсон. - Как заставить всех знакомых узнать, что я получил эту почетную награду? Люди обладают любопытным свойством не замечать то хорошее, что выпадает на долю других. Но стоит только кому-нибудь упомянуть в самом захудалом журналишке, что Остин Дэвидсон - худший искусствовед после Вазари [Джордже Вазари (XVI в.) - итальянский живописец, архитектор, историк искусств; автор исторического труда "Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих"], как все, с кем я хоть раз в жизни разговаривал, не преминут это прочесть. Разумеется, - радостно рассуждал Дэвидсон, - беспокоиться было бы не о чем, если бы существовал обычай упоминать о подобного рода событиях в газетах. Что-нибудь в таком духе: "Поскольку ректору и ученому совету Итонского колледжа не удалось заручиться согласием мистера Остина Дэвидсона, они назначили директором..." Или даже: "Поскольку его величество король не сумел убедить мистера Остина Дэвидсона в непреложности религиозных истин, епископу Кентерберийскому..."

Он был так весело настроен, что мне не хотелось его отпускать, тем более что он, - теперь я был в этом уверен, - и не подозревал о наших с Маргарет отношениях. А всего несколько месяцев назад меня волновало совершенно противоположное желание: мне страстно хотелось услышать от него ее имя.

Он с удовольствием болтал со мной и не спешил уходить. Было уже поздно идти пить чай в кафе возле Уайтхолла, да и Дэвидсон не очень любил чай; поэтому я предложил отправиться в бар на Пимлико, и, так как Дэвидсон обожал гулять, мы пошли пешком. Он шагал вразвалку, тяжело ступая по влажному тротуару и продолжая развивать свои причудливые идеи. Когда мы проходили по Уилтон-роуд мимо полуразвалившихся гостиниц, где на час или на ночь сдавались комнаты, он ткнул большим пальцем в одну из них, более пристойного вида, чем остальные, с затворенной дверью, над которой висела потускневшая табличка с именем, и спросил:

- Сколько нужно заплатить, чтобы провести здесь ночь?

- Включая и удовольствия?

- Разумеется.

- Три фунта сверх счета.

- Слишком дорого, - не останавливаясь, мрачно заметил Дэвидсон.

Я хотел избежать этой встречи, но она прошла совсем не так, как я ожидал; столь же неожиданной оказалась и вторая, избежать которой я не стремился, - с его дочерью Элен. Когда она позвонила мне и сказала, судя по голосу, вполне спокойно, что хочет меня повидать, я обрадовался; я испытывал радость и здороваясь с ней на лестнице у моих дверей.

Мы не виделись уже несколько лет, и, глядя на ее освещенное лампой лицо, я не знал, сумел ли бы я угадать ее возраст. Ей было за тридцать пять, и кожа на ее лице и шее стала чуть тонкой; типичные для всей их семьи черты лица, менее яркого, чем лицо Маргарет, заострились. Однако, становясь или, пожалуй, уже став худощавой женщиной средних лет, она больше всех нас сохранила открытое выражение лица; в ней не было никакой солидности, даже той, что приходит с возрастом; в ней не было ничего нарочитого, кроме, пожалуй, чрезмерного внимания к своим туалетам, которое теперь, вероятно, превратилось в привычку, более машинальную, чем простота Маргарет. Взгляд и улыбка Элен были по-девичьи светлыми.

- Льюис, - сразу же заговорила она, - Маргарет рассказала мне про вас обоих.

- Очень рад.

- Правда?

Она достаточно знала меня и не могла не удивиться; она знала, что даже брату, хоть мы с ним и дружили, я не открою такую тайну.

- Я рад, что это известно человеку, которому мы можем довериться.

Глядя на меня поверх спинки дивана, Элен понимала, что я говорю искренне, ибо на этот раз, вопреки обыкновению, необходимость что-то скрывать угнетает меня. Глаза ее сощурились, а губы искривились в сухой, почти сердитой усмешке, присущей всем Дэвидсонам.

- Не слишком удачно сказано, - заметила она.

- Что вы имеете в виду?

- Я вовсе не жаждала встретиться с вами сегодня.

- У вас поручение от нее? - воскликнул я.

- От нее.

На мгновение мне стало легче; она волнуется еще больше меня.

- Маргарет знает, что я пошла к вам, - сказала Элен. - Она, наверное, даже знает, о чем я намерена говорить с вами.

- О чем же?

Элен ответила быстро, словно желая поскорее покончить с этим.

- То, что вы предлагаете Маргарет, делать нельзя.

Я глядел на нее, не видя, и молчал.

Спустя минуту она продолжала, почти мягко, - самое трудное было уже позади.

- Льюис, мне кажется, вы обязаны отвечать за свои поступки.

- Обязан?

- Я так думаю. Ведь вы не хотите меня оттолкнуть? Вы уже не раз отпугивали других, я знаю.

- Я всегда уважал ее. Помолчав, я ответил:

- Вы разбираетесь в людях лучше, чем я.

- Боюсь, даже слишком хорошо, - сказала Элен. - Но вы, мне кажется, впадаете в другую крайность. И это дает вам определенные преимущества в тех случаях, когда вы задумываете то, что задумали сейчас.

- Вы думаете, я в восторге от себя?

- Разумеется, вы обеспокоены. - Она изучала меня своими проницательными блестящими глазами. - Не знаю, но на вид, я бы сказала, вы гораздо более счастливы, чем прежде. - И продолжала: - Я очень хочу, чтобы вы были счастливы, вы ведь это знаете.

- Знаю, - ответил я.

- Я хочу счастья и ей, - сказала Элен. - И вдруг, наперекор самой себе, улыбнулась. - Когда женщина приходит к человеку в вашем трудном положении и говорит: "Конечно, я желаю вам обоим самого большого счастья, но...", это означает, что она пытается чему-то помешать. Это верно. Но все же я очень ее люблю и всегда хорошо относилась к вам.

Наступило молчание.

Повысив голос, она произнесла резко и непреклонно:

- Но есть ребенок. И это решает все.

- Я его видел... - начал я.

- И это вас не остановило?

- Нет.

- Не могу вас понять. - Ее голос снова смягчился. - Я готова поверить, что жизнь с вами принесет ей больше радости, чем жизнь с Джеффри. Я надеялась, что вы поженитесь еще тогда. - И продолжала: - Но именно потому, что вы так подходите друг другу, именно потому, что вы словно созданы друг для друга, вам нельзя возвращаться к прежнему.

Впервые я почувствовал раздражение и замешательство, я не мог подыскать слов, способных ее убедить.

- Нельзя ни на йоту рисковать ребенком, - сказала она, отвечая на мои невысказанные возражения. - И не только ради него, но и ради самой Маргарет: вы и без меня знаете, что с ней будет, случись что-нибудь с ребенком.

- Я уверен, что с ним ничего не случится.

- Все равно рисковать нельзя. - Она продолжала: - Если с ребенком что-нибудь произойдет, не поможет и сознание того, что это не ваша вина и что так получилось бы все равно. Как, вы думаете, она будет себя чувствовать? - И добавила: - Она, наверное, знает все это не хуже меня. Не могу ее понять.

Я старался объяснить.

- В любом случае, - сказал я, - у нас с Маргарет все равно нет возможности действовать так, как бы нам хотелось. Мы оба понимаем, какую ответственность берем на себя.