Владислав Вишневский - Кирза и лира

— Так, командир…

— Эй!..

— Иди сюда…

— Нет, ни куда не ходи, стой здесь!

— А я говорю, ко мне иди!

Короткий спор — где мне встать или где присесть, неожиданным для меня образом решается в пользу ближайшего от меня офицера. Он, потянув меня за рукав, повалил на своего соседа, слева от себя, бросив тому:

— Подвинься, хватит жрать! Музыка пришла. Оп, ля! Садись, командир.

Слева возражений не последовало, и я, опережая баян, воткнулся в некое междустулье, едва зацепившись за сиденье левой половинкой своей пятой точки. Сосед справа даже не потеснился, а тот, который слева — его тёплое ещё место частично занял я со своим баяном, был просто сдвинут. Ему в свою очередь пришлось столкнуть следующего, сидящего от него слева. В ту, левую от меня, сторону пошла грубая волна пересадок, с частичной перестановкой за собой посуды, главным образом фужеров. Волна эта достаточно быстро как-то сама собой всё же успокоилась, рассосалась и, оказалось, всем хватило места. Но играть так, конечно, я не мог, да и двигаться тоже. Меня плотно сжали с боков гостеприимные хозяева. Кто-то, сбоку, через стол, нетерпеливо крикнул:

— Ну, чё сидишь, командир, давай, па-аешь, играй. «Яблочко» давай. Йех!..

«Йех!», на взлете, грубо оборвал мой сосед справа — пожилой, плотного сложения полковник с маленькими танками на погонах и петлицах:

— А-атс-тавить! Еще напляшешься. Пусть солдат поест. Ты уже нажрался, а он голодный. Правильно я говорю, да, солдат? Ешь, давай и никого, кроме меня, не слушай. Давай!..

Возражений от желающего срочно сбацать «Яблочко» не последовало. Да и я бы, конечно, не стал возражать и отбиваться от столь соблазнительного стола, но меня сюда привезли, я ж знаю, не для этого… Я же понимаю, что должен играть здесь, веселить, «па-аешь». Пытаюсь объяснить это полковнику, но он отрицательно крутит головой: нет, нет и нет.

— Молчи, я сказал! Ешь, давай!

Зачем спорить, я ж солдат… Приказ командира… сами понимаете что! Я и налёг. От души, признаюсь, налёг. Приказ же мне был такой, ну! Как затрещало, в связи с этим за моими ушами, что тебе По-2 на взлёте!.. Словно атмосферные помехи в транзисторном радиоприемнике… Сплошной треск стоит, шума застольного не слышу, так вкусно всё было, ага! Но, бдительность не теряю, солдат же, как говорится, пытаюсь всё улавливать…

В одной стороне зала, несколько человек склонив к столу головы, с глубоким чувством, поют друг другу:

В левом углу, совсем недалеко от меня, пытаются петь «Смуглянку». Хорошо и слаженно у них звучит только припев. В запеве слова почему-то расходятся. Часть первого куплета странным образом переплетается со вторым, потом и с третьим. Исполнители сбиваются. Удивленно прислушиваются к словесной каше, сердятся друг на друга, но, махнув рукой, примиряются на припеве:

Чистого столового прибора передо мною нет, не предусмотрено: я понимаю — кто ж знал! Но зато много пустых и наполненных, широких и вытянутых вверх, фужеров. Прямо передо мной красуется ваза с фруктами. Есть чем ей красоваться, есть: яблоки, груши, синий и желтый виноград. Я попробовал — настоящие! Сладкие все, как с мёдом! Рядом, наступая друг на друга, громоздятся тарелки с нарезанной ломтиками колбасой, ветчиной, варёными яйцами фаршированными красной икрой — ух, ты! — жареной рыбой. Сияют яркими наклейками разнокалиберные бутылки с водкой, шампанским, минеральной водой, коньяком. Стол передо мной накрыт — умереть, не встать! «Щас нажруся, и помру молодой», называется. А мой сосед, полковник, справа который, подставляет и подставляет тарелки. Мастерски вытаскивает и собирает их со стола, одну за другой. Достает, в радиусе аж двух метров от себя, всё, что ему кажется для меня необходимым. «Ну-ка, эй, командир, — командует, — еще вон ту тарелку передай-ка сюда. Ага, ту, ту… и эту тоже… да-да, эти, обе! Давай, сюда, давай!» — начальственно требовал, тыча указательным пальцем.

— Ты ешь, давай, ешь. Не обращай внимания. Сейчас ещё достану… — опекал он меня, зорко оглядывая стол.

Другой офицер, который от меня слева, тоже полковник, но уже с пушечками на погонах, пытался со мной чокнуться своим фужером с водкой. Заговорщицки при этом подмигивая, мол, пей, «командир», не бойся, я тебя не выдам. Давай! Тут все свои…

— Нет, спасибо, я не пью, — мотал я головой, энергично уплетая икру в яйце. Такая, оказывается, вкуснятина на самом деле!.. Полный… этот — «форшлаг», ага!

Опасно раскачивая фужером, пушечный офицер отвлекался в другую сторону, потом вспоминал о незаконченном процессе знакомства, снова поворачивался ко мне, опять подмигивал, тычась своим фужером то в баян, то в гирлянду разных емкостей передо мной, предлагал:

— Ну, давай, «командир», чокнемся!

— Я не пью, — сквозь шум, с трудом прерываясь, опять убеждал я.

— Отстань от него, — грозно вступался полковник справа, — он не пьёт. Сгинь, тебе говорят.

Я, с благодарностью этому «правому» командиру, быстренько наворачивал за обе щёки царскую еду, уже чувствуя, пора, ох, пора завязывать с таким наглым обжорством. Где-то здесь наш генерал, начальник Политотдела, командир полка, и ещё кто-то, наверное, есть, из «хитрой» службы. Они наблюдают за мной, смотрят: «Его привезли веселить, понимаешь, работать, а он дорвался до еды, как голодный до… то есть до бани. Забыл про всё! Часть родную позорит! Не хорошо, не хорошо, товарищ солдат!»

— Слушай, — дышит мне в ухо полковник-танкист, «правый» который, — давай я тебе налью в фужер чуть-чуть водочки, а сверху добавлю минералки. И никто не поймет — минералка и минералка. Ну!.. Я тебе говорю, проверено. Давай? Как будто минералка. Пока «твои» не видят. А?

— Нет, нет, спасибо, товарищ полковник. Я правда не пью. — Кручу отрицательно головой, отмахиваюсь. — Спасибо вам, я уже совсем объелся. Чес-слово! — Чувствую, у меня ремень сейчас лопнет. Вот наелся! Вот это да!.. А на столе не убывает, вижу… Полным— полно. Вот бы ребят наших сюда! Вот бы повеселились, в смысле поели!

Пора вываливаться из-за стола…

Пора, а то вместо казармы прямиком уеду на «губу», да не на пятнадцать суток, как может дать командир полка, а… даже и не знаю на сколько… генерал же подбросит.

— Ну и молодец, что не пьёшь. Молодец! Я тоже в твои годы не пил. И не начинай! — Одобрительно кивает головой «правый» полковник. — Дай пять, солдат! — крепко жмёт мне руку. И неожиданно громко, сильным густым баритоном, вступает: