Владислав Вишневский - Кирза и лира

Как я жил тогда, что я ел, как я одевался в то время? Не знаю. Да это и не важно. А как мог жить мальчик, который был первый раз в своей жизни влюблен?..

Очень сильно я там промерзал!.. Это я чувствовал только тогда, когда ночью несся по виадуку и дальше на гору, к интернату. Около дверей интерната ноги и руки начинали чуть-чуть гнуться и сильно, до слез, болеть. Время было позднее, и там, у дверей, тоже нужно было еще постоять, достучаться — могли и не открыть. Просто так, из вредности. Там тоже были свои железные принципы и свои железные правила. Открывали мне обычно ребята — когда двери, когда окна. Но я ничего этого не замечал. Хотя уже знал, что мне грозит выселение из интерната. «За нарушение внутреннего распорядка, за неучастие в жизни интерната и школы… за плохое поведение и плохую успеваемость… за…» Там, в школе, один только физрук и был всегда мной доволен. Это меня согревало, да еще моя Люба!

Для меня, в той моей жизни, было только одно плохо — если это как-то лично затрагивало Любу. Я все время слышал, помнил и ждал только её голос, видел только её глаза, только её улыбку, ждал только её… Только это для меня имело значение, и только она целиком занимала всё мое сознание.

И вот, почти через пять лет, я снова в Могоче. В той самой маленькой холодной и любимой Могоче. Наш состав с молодыми призывниками-новобранцами споткнулся, стоит в моей родной и любимой Могоче!

Ааа!..

В школу и к ней ходить нужно было по виадуку, перекинутому над железной дорогой. Виадук был длинный и высокий. Станция большая, прямо скажем, огромная. О ней говорили — узловая. Всяких железнодорожных ответвлений-разветвлений на ней было более двадцати. Станция всегда, в любое время суток была битком забита железнодорожными составами.

Шустрые маневровые без конца с места на место перетасовывали, сдвигая, толкая-передвигая разные вагоны, полувагоны, цистерны, платформы. Как шары-одиночки, один за другим, самостоятельно, кажется, катались с горок, туда-сюда вагоны. Время от времени громко, на всю округу, раскатисто, с эхом, женским распевным голосом хрипели мощные железнодорожные динамики: «Маневро-овый, маневро-овый! 25-ю на 36-ю. 78-ю на 16-й!..»

В ответ через секунду раздавался громкий щелчок динамика и прокатывалось, хрипя грубым мужским голосом: «Гхр-р…нял, 25-ю…грр-хрр… на тр…шестую…хрр…78-ю…»

Я всегда выходил из интерната как можно раньше и, поднявшись на виадук, как на мостик, часто забывал о школе, интернате, какой-то там внеклассной и прочей школьной работе. Меня завораживало это взрослое, кем-то организованное, чётко управляемое, непрерывное железное, дорожное действо. На первый взгляд кажущаяся бессистемная суета — я видел! — всегда имела свое определенное, четкое, кем-то спланированное и разумное логическое разрешение. Днем ли, ночью ли, в любую погоду в нужное время кем-то переключались железнодорожные стрелки. Интересно!.. Строго по расписанию приходили и куда-то уходили составы с грузом. Очень интересно! Сортировались, передвигались, сцеплялись в единую связку нужные сортировщику вагоны. Просто здорово! Сменялись поездные бригады. Приезжали и уезжали суетливые пассажиры. Неутомимо работали бригады осмотрщиков вагонных тележек и колес. Сутулые грузчики перевозили багаж. К вокзалу подъезжали и отъезжали автобусы, такси, другие машины… Фантастика!..

Меня завораживала романтическая сторона событий, усиленная мощными горластыми динамиками, дополненная клубами пара, дыма, светом прожекторов, резкими тревожными гудками, железным лязганьем сцепок, шумом и грохотом прибывающих и отходящих пассажирских поездов, товарных составов, сигналами автомобилей, отдельными выкрики и общим гомоном людской толпы. Всё это — и сильный густой мороз, и грязный снег, окружающие весь этот театр действий, — завораживали и притягивали моё сознание, будили мое романтически настроенное воображение.

Я бредил романтикой дальних дорог, странствий, чередой необыкновенных встреч, фантастических приключений, надежд. Жил совсем в другом мире, а главное — у меня была Люба. Люба и наши мечты… Там, на мостике, на виадуке, я с упоением слушал, наблюдал, впитывал в себя это почти физически осязаемое действо взрослой жизни — состояние притягивающее, будоражащее мои чувства, мое сознание…

Могоча!..

Всё оборвалось весной. Оборвалась моя любовь. После жуткого скандала вызванного результатами моей довольно посредственной учебы и совершенно невозможным, по мнению учителей, поведением, родители забрали меня из интерната и перевезли в город Братск. Отец получил туда следующее новое назначение, а я пошел в очередную новую для меня школу.

Конечно же исписал гору бумаги… Написал и отправил Любе кучу писем, но ни на одно из них не получил ответа. Ни на одно!! Сильно переживал, весь извёлся, не находил себе места, мучился, страдал. Конфликтовал со всеми и против всех. От тоски и переживаний внутри у меня все сгорело, просто обуглилось. О том, что она разлюбила, и мысли не допускал, это мне и в голову не приходило. Ей просто, думал, не передают мои письма — или почта, или её мама, или брат. Больше других вариантов не было. Но почему же ей не передают? Почему они так жестоки? Метался и нервничал, не находя ответа. Может быть, Любушка заболела? О-о, нет! Нет! От этой мысли мне становилось еще хуже. Нет, нет, только не это! Нет, конечно, она здорова, ей просто не передают мои письма и мой адрес, поэтому она узнать не может. И посылал, посылал… Ответных писем не было, не было… не было… не…

Тогда, там, в Братске, я долго и тяжело болел этим, жутко страдал и ещё долго-долго не находил себе места.

Со временем, мало-помалу, как-то незаметно для себя, я всё же втянулся в новую для меня жизнь молодёжного города. Город Братск на всю страну гремел трудовыми достижениями, почти подвигами, молодежным задором представителей всех наций страны, комсомольскими инициативами. ГЭС строилась, один за другим сдавались и заселялись новые жилые дома, открылся Дворец спорта, Дом культуры, новые кинотеатры. В новом поселке «Энергетик» три раза в неделю — строго по-графику — регистрировались и праздновались шумные и многочисленные молодежные свадьбы. Стройка считалась всесоюзной, ударной и, к тому же, комсомольско-молодежной, поэтому к ней было особое внимание не только всей страны, но и всего мира. В городе давно привыкли к часто приезжающим правительственным и зарубежным делегациям разного уровня. И Фидель Кастро, и Хрущев, и руководители всех братских республик поочередно, и Гагарин, и Титов, и Терешкова, и Магомаев, и еще много-много разных героев, передовиков и знаменитостей… Там же Евгений Евтушенко нам, первым в стране, читал поэму о Братской ГЭС, да и другие свои стихи…