Владислав Вишневский - Кирза и лира

— Так точно! — помня устав, подтверждает Астафьев.

— Я д-дам тебе, щас по шее — «так точно»!

Водитель в темноте молча вжался в сиденье, понимая, нужно продержаться еще минуту, полторы, а там, как обычно, гром отгремит, туча пронесется или сама собой утухнет. Не в первый раз. Они все вот так, вначале страшно кричат, грозят, ругаются. А потом тухнут, а куда деваться-то, все равно будут ездить с нами, на этих же развалюхах — других-то нету.

Водитель громко сопит, шмыгает носом, делает вид, что очень сильно расстроился, переживает. А по сути — просто пережидает.

Опыт… опыт… опыт!..

— Понятно, я спрашиваю, или нет? — зло переспрашивает подполковник, проверяя: дошло-ли, не уснул-ли опять.

— Так точно!

— Так точно, — зло передразнивает офицер. — Только и научились, так-точнать, понимаешь. Иди, давай, ремонтируй свою долбанную калымагу. Я сам схожу. Еб… мать! — ставит точку командир, резко выбираясь из душного бензинового пространства кабины. Для окончательной разрядки сильно бабахнув на прощанье дверцей: «Мать вашу!..»

Пять минут назад «отдыхающий» рядовой Дорошенко, а это действительно был он, музыкант военного оркестра, не чувствуя ног нёсся в перпендикулярном направлении к той злосчастной улице, где так бездарно сдох движок оперативной командирской машины. Бежал по тёмному, совсем не освещенному бульвару так быстро, как даже не бегают спринтеры в лучшие свои чемпионские годы, на своей коронной дистанции. Несся, как в своей жизни вообще никогда не бегал. Правда до армии он тоже иногда бегал, но, как говорится, за девчонками, в своё удовольствие, да вот здесь ещё, в армии — пришлось, — кроссы — это по-необходимости. Но всё это не то…

Летел сейчас Дорошенко не касаясь земли, как ветер. Вовремя и удачно — сам себе удивляясь — перепрыгивая невидимые в темноте препятствия, чудом огибая то и дело возникающие столбы, бугры и ямы… Несся, как не бегают даже олимпийцы за своей заветной Олимпийской медалью. Задача, как и у них, была предельно простой и прямой, как армейский шомпол — нужно обогнать! Но условие сейчас была явно невыполнимым — обогнать подполковника. А это, извините, как обогнать то, не зная что, даже хуже того!

Рассуждать над тактикой и стратегий бега времени категорически небыло. Ноги уже давно, сами собой, делали своё привычное дело — спасали. Они несли рядового бойца военного оркестра быстрее ветра, быстрее мысли… А других скоростей у него, в это время, в общем-то и небыло. Хотя, человеческая мысль всё же была. Одна. Вот она-то как раз, уже давно была в воинской части, в родной можно сказать казарме. Лежала там, укрывшись солдатским одеялом в койке, согласно штатного расписания. Хотя сам он, вот ещё был где, ещё здесь… бежит он. В одном месте Дорошенко действительно чуть было не разбился, зацепившись носком кеда за трамвайный рельс, едва не вывернув его с корнем, но… Выполнив серию сложных и опасных в темноте — как на бис! — каких-то кульбитов, удачно пришёл на ноги, которые самостоятельно, не прерываясь, так и продолжали безостановочно двигаться с заданной скоростью и в заданном направлении — от ног нужно было только не отстать…

Бешено колотилось сердце…

Легкие, расщепляя, фильтровали ночной воздух…

Ручьем катился пот, от неожиданной работы всего организма в суперэкстремальных условиях, и от страха.

«Залетел… Залетел… Залетел!..»

В ушах свистел ветер. Ноги, как поршни, неутомимо совершали возвратно-поступательные движения, работали. В голове, как в погремушке билась мысль, вернее, несколько:

«Скорей!.. Скорей!.. Скорей!»

«Успеть!.. Успеть!.. Успеть!»

«Ой, залетел… Ой, залетел… Ой, залетел!» На самом деле мысли прыгали в хаотическом беспорядке, вместе с дыханием: залетел-скорее-успеть-залетел-успеть-скорее-успеть-скорее-залетел. Скучно, в общем, без вариантов, но тревожно и убедительно.

Шумно дышал — от быстрого бега и недостатка кислорода, озона и всего того, что нужно человеку, для нормального дыхания в таком сложном режиме движения. А собаки? Какие собаки?.. Что вы! Собак он не боялся! Знал, догнать его сейчас практически невозможно. Если только, какая из них стартанёт раньше, где-нибудь впереди, и точно по курсу, но это вряд ли. Боялся только подполковника Онищенко.

«О-о! Онищенко сейчас… злее стаи собак — это точно. Мало того… что я попался… ему в самоволке, так еще и нахально… отрёкся от всего. Ребят точно… подвел! Губа обеспечена. На всю катушку… ещё и с прицепом… Плохо дело, едрёна вошь!»

На одном из участков не видимой глазу «трассы» недолго и раздумывал, правильнее сказать вообще не думал, направо теперь рвануть вверх по улице или бежать прямо. Он не представлял, где сейчас едет на машине командир, но точно знал, где-то впереди. Опытные ноги, выбирая курс, не сворачивая, сами пронесли его дальше, прямо по бульвару. Может быть в той, прошлой жизни, он уже и бегал когда по этому маршруту сайгаком, волком, зайцем, стрелой быстрой и точной, — сейчас не важно, главное, в другом… Ноги, сами собой — вот молодцы! — точно считывали, кем-то начертанный правильный курс, спасительный курс, гораздо раньше его сознания. Сам-то, Артур, очень хорошо знал путь только от бани до части — каждую пятницу в ней мылись — не хочешь, да запомнишь. Там есть короткий, знакомый, проулок сразу от бани, а дальше через двор влево, затем, ближе к общаге связистов и, потом, шмыг, в дырку в заборе, и всё, ты в части. А уж там… будь, что будет.

К этому проулку и несла его интуиция или провидение. Неизвестно, что из этого сейчас правильнее. Несла, короче.

В сонной тишине бульвара, в свисте ветра за ушами, где-то рядом, за его спиной, сухим выстрелом клацнула — остро подстегнув этим стайера: «Ой!.. Скорей!..», жестянка автомобильной дверцы.

От машины подполковник вначале довольно бодро зашагал в горку, но, у вершины её, на подъеме к улице Ленина, уже слегка задыхался. «Вот, где только сказывается возраст!» — вяло подумал подполковник, и, всё же, упрямо увеличил шаг. Теперь нужно преодолеть ещё один квартал. Упорно прошагав почти половину, с явным облегчением воспользовался попутной милицейской машиной — благо, подвезла.

Рванув дверь проходной — была не на запоре! — едва ли не насмерть напугал дежурный наряд, вихрем влетев на КПП. На часах, перед обалдевшего от удивления глазами дежурного по полку, почти час ночи! Заполночь!

— Спим, да?

Дежурный офицер, прапорщик и дежурные солдаты, ошалело повскакав с мест, кто полулежал, кто дремал, вытянулись на доклад, — как никак командир батальона вошел, вернее влетел. Конечно, это не командир полка, не начштаба, не замполит, но все же вытянулись — командир, подполковник.