Владислав Вишневский - Кирза и лира

— Да нет, ерунда.

— Мы привыкли.

— Шумно у нас будет как раз к закрытию, к часу ночи. Вот тогда и приходите, товарищ подполковник. Без подкрепления не обходится, — усмешливо переглядываясь, рассмеялись молодые милиционеры…

— Да?.. Ну ладно, пройдусь пока тут.

Старый парк, густо раскинув вверх и вширь кроны мощных деревьев, уходил одной своей стороной далеко вглубь территории — за Дом офицеров, с другой стороны, круто спускался к Амуру (так река называется). Дальше переходил в небольшой, скудно обустроенный городской пляж, с причалами прогулочных, больших, малых и совсем маленьких, кораблей. В другую сторону, вниз по реке, своим чугунным забором Парк охватывал большой крытый «Дворец льда», открытый футбольный стадион, открытый плавательный бассейн, теннисные корты и лодочную станцию. Венцом территории Парка был голый каменистый утес, с плоской, открытой всем ветрам, прогулочной площадкой на его вершине. На этом месте, в Гражданскую войну, белогвардейцы расстреляли австро-венгерских музыкантов, имевших, рассказывают, неосторожность или политическое упрямство, выступить на стороне красных, за что, бедные, и поплатились. Об этом свидетельствовала специальная мемориальная табличка. Это место в городе считается памятником этим музыкантам, гордостью и своеобразной политической визитной карточкой.

Есть там и другие исторические памятники. Немного их, но подполковнику они сейчас как мухе зонтик, да и невидно их в темноте.

«Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей…» «Стра-ашных, аж жуть!»

Нет-нет, так далеко, в глубины забираться — ночью! — подполковник и не собирался, тем более обходить всю территорию. Ему всего-то нужно было пройти, если он действительно хотел убедиться в том, что его солдат на танцах нет, метров сто по освещённой дорожке, не больше. Кстати, фонари горели только в районе танцплощадки и вблизи от неё, только. Но главным, тайным движителем подполковника, были девушки, солдаты — предлог (с чего бы это они здесь и сейчас!) в таком случае путь его мог быть и того короче, а может и нет. Как уж получится…

Едва вступив на так называемую тропу отдыха и развлечений, подполковник Онищенко, с внешне равнодушной миной на лице, острым профессиональным взглядом командира, быстро профильтровал топчущийся, и аморфно болтающийся мужской контингент на предмет выявления военнослужащих вообще, представителей своих войск в частности, особенно своего батальона. Так просто, машинально. Как и следовало ожидать, таковых ни при первом — беглом, ни при втором — углубленном, не оказалось. Что с определенной долей удовлетворенности и отметил про себя подполковник: «Кишка у них тонка, понимаешь, у наших-то! Угу!» В том смысле, что командиры у них хорошие. «Эт-точно!» — закрепляя напрашивающийся вполне логичный вывод, удовлетворенно крякнул в кулак офицер. «Хотя, я-то в их годы…» — мелькнула было, но в педагогическо-воспитательных целях тут же погасла, интересная, но совсем для другого случая тема.

Представителей взрослого поколения, как он, сам, например, в Парке вроде не наблюдалось. Нет, не совсем так. Он их видел, они есть, но не внутри, в парке, а с внешней стороны, за забором, вне него, у главных ворот. Они стояли либо неподалеку от милицейской машины и издалека заглядывали в широко и радушно распахнутые парковые ворота, либо в плотной группе своих взрослых сотоварищей (наверное, родителей отдыхающих в парке детей) кучковались в непосредственной близости от них. Опасно потому что внутри там. Подполковник знал, это не отдыхающие или встречающие — это дружинники.

Дружинники — небольшой, добровольно-принудительный отряд, на период дежурства агрессивно к своему объекту настроенных, все вроде из числа абсолютно добропорядочных граждан в обычное время, причём, членов одного какого-нибудь общего, славного трудовыми подвигами рабочего профсоюза. Дружина обычно в возрасте, преимущественно из числа женщин. Отдельные представители мужской половины в расчет не брались из-за ничтожного их количества в группе, да и тех, если и попадались, женщины-дружинницы обычно использовали в виде тарана, деревянного (железного) щита или прямой физической опоры. Точнее говоря, в походе за них держались, на них висели.

Неспешно продвигаясь по центру освещенной дорожки, подполковник со скрытым любопытством оглядывал стоящих и сидящих на скамейках молодых людей. Многие девушки были заботливо укрыты пиджаками своих кавалеров. Сверкали только их глаза, белозубые улыбки, голые коленки и ножки в туфельках. Иные нет — свободно демонстрировали летний наряд и внешние свои данные. Пританцовывают на месте, покачивают плечиками, бедрами, стреляют глазками на все «триста шестьдесят пять» градусов, в ожидании… «прынца!»— хмыкнул подполковник, оглядывая претендентов. «Какие тут прынцы?!» Их в округе и близко не наблюдалось, вернее свободных не наблюдалось. Остальные были, но, как бы про них не обидно сказать, так себе, мелочь какая-то, а не парни! Кстати, девушек было много больше, гораздо больше, чем юношей, в смысле мужчин. Это обстоятельство почему-то приятным штрихом отметилось в памяти. Правильно, оказывается, в песне поётся, что на десять девчонок, по статистике девять ребят, правильно.

Все, в основном девушки, с любопытством поглядывали на довольно стройную фигуру моложавого офицера, непонятно как и зачем сюда затесавшегося в гордом своем одиночестве. Дочь, наверное, свою ищет, беззвучно ухмылялись. Мужская половина общества глядела по-другому, не так, как бы подполковнику хотелось, к чему он привык, кто подчеркнуто равнодушно, кто откровенно вызывающе: «Чё те тут, дядя, надо! Заблудился? Дорогу показать?..»

Было очень шумно и, казалось, весело. Вокруг во всю суетились нагловатого вида подростки, кому давно было положено быть дома, пописать там и спать. Они, юнцы ещё совсем — нахально курили, как взрослые, красовались этим. Вот наглецы!..

Так получалось, заметил Онищенко, что отдыхающая молодежь больше крутилась около аллеи и прилегающих к ней густых кустарниковых зарослях, где сумрачно-темно. На самой же ярко освещённой танцплощадке было почти пусто. То ли денег на входные билеты не было у кавалеров, то ли танцы мало кого интересовали, в самом центре танцевальной площадки редкие пары плотно прижавшись друг к другу, медленно раскачивались на месте. Другие, стояли по окружности, лицом к эстраде и переговаривались, третьи, с восторженным интересом смотрели на диковинно разодетых патлатых музыкантов «лабающих» музыку, вспомнил подполковник жаргонную фразу музыкантов сверхсрочников. «В армию бы их всех, да ко мне бы в батальон!» — злорадно хмыкнул командир, оскорблённо отворачиваясь, как взгляд его неожиданно споткнулся на одном молодом человеке.