Владислав Ляхницкий - Золотая пучина

— Хорошо, кресна, — Ксюша обхватила Арину за шею, прижалась щекой к её плечу. — Шибко хорошо.

Вавила продолжал:

— Все намытое золото поступает в собственность артели, продается, а деньги делятся поровну.

Арина отстранила Ксюшу. Выпрямилась.

— Это как так делить? Тут я што-то не все понимаю.

— Очень просто, кресна. Робить будем все сообща, все у нас общее, ну и… золото делить поровну.

— Сдурела! — Всплеснув руками, Арина свалила на пол чашку с холодцом. Разбитая чашка ещё усилила негодование. — Это выходит — все деньги артели, а Ксюше шиш? Ксюшенька, прииск-то твоё приданое. Ты думать, Устин косой твоей прельстился? Плевать ему на косу твою. Сделать прииск артельным, тогда уж кусай локоть. Да и Ванюшка, чаю, трёкнется жениться на нищей. А ты што выдумал, старый, — накинулась Арина на Ивана Ивановича, — на девкино приданое рот раскрыл. Даром баба, а живо те тряпкой его заткну.

— Стой, помолчи, командир бесштанный! — Ухватив Арину за сарафан, Егор с трудом усадил её рядом с собой на лавку. — Молчи, говорю. Дай Ксюхе слово сказать.

— Не дам! Пусти, окаянный, — вырывалась Арина. — Ксюха ещё малолетка, долго ль её обмануть. А вы как коршуны на неё налетели.

Ксюша не унимала Арину, а опускала голову все ниже и ниже.

— Ксюша, может быть, ты не все поняла? — забеспокоился Иван Иванович.

— Поняла. Все поняла!

— Чего ж молчишь? Разве тут написано не то, о чем мы много раз говорили с тобой?

— Все как есть. — ещё ниже опустила голову, прошептала— все, о чем у костра грезили вместе…

Вместе грезили у костра! Вспоминала Ксюша мечты Ивана Ивановича об артельном Народном доме, большом, светлом. В нем много-много книг и обязательно сцена. Для чего сцена Ксюша хорошенько не поняла, но Народный дом — это очень понравилось Ксюше, Они подолгу обсуждали с Иваном Ивановичем и даже выбрали место на сухом, солнечном пригорке.

На нем потом похоронили Михея.

Вместе работать, вместе жить!

— Как бы дивно-то было! — мечтала тогда Ксюша,

А сейчас слышались только слова Арины: «Может, думать, Устин косою твоей прельстился?

— Ксюша, чего ж ты молчишь? — снова спросил Иван Иванович.

— До свадьбы, Иван Иваныч, никак не могу. Вот ежели после свадьбы… — и отвернулась к окну.

Арина опять вскочила с лавки, замахала на Ксюшу.

— Погодь обещать. Погодь. Посля свадьбы тебе хозяйством надобно обзавестись. Дом там, то да другое. Потом сарынь пойдёт, и о ней надобно подумать. Так што, гостюшки дорогие, — подбоченилась Арина, — ищите себе другой прииск. Тайга-то велика матушка. А на чужой каравай рот не разевайте. От Ксюхи отстряньте.

— И-и, вот оно как, — присвистнул Егор и взялся за шапку.

Вавила тоже начал одеваться. Но одевался молча. Думал: «Последним куском ведь делилась во время забастовки! Видно, последним куском поделиться легче, чем лишним…» Испытующе посмотрел на Ксюшу, стараясь разгадать, что сейчас у неё на душе.

Девушка подняла глаза и тоже смотрела на Вавилу. В них был испуг, отчаяние. Вавиле стало жаль Ксюшу. Он понял: трудно ей сейчас. Трудно выбрать, с кем пойти — с любимым или с товарищами; и какой бы она путь ни избрала, потеря для неё будет очень тяжелой. И неожиданно для себя, с нежностью подумал: «Зачем же ты, глупая, полюбила его? Не ровня он тебе». — Не раздумывая, он шагнул к Ксюше, подал ей руку и ласково сказал:

— Прощай, Ксюша. Надумаешь, приходи к нам опять. Приходи, — и поспешно вышел.

…Иван Иванович не пошел по улице, где ещё шумели ряженые, а свернул в переулок.

Падал пушистый снег. Он запорошил тропинку, и Иван Иванович сбивался с дороги, увязал в сугробах, но шёл все вперёд. Тропинка увела его в поле, упёрлась в стог сена. Иван Иванович остановился и подумал, что потерял дорогу: не эту, неторную, снежную тропу, а большую дорогу в жизни.

— Уметь жить, — уметь предвидеть. Вавила последнее время предвидит, предугадывает события лучше меня. Да, лучше, лучше, — спорил сам с собой старый учитель, заглушая поднимающийся протест. — Я сперва не соглашаюсь с ним, спорю, и всегда оказываюсь неправ. Где научился этот «семь пишу — в уме ничего» понимать жизнь?

Недавняя гордость за ученика сменялась завистью. Иван Иванович гнал её, а она все росла.

Только один Бельков знал о приезде Ваницкого. Только он и встретил его на вокзале. Извозчик машистой рысью прогнал лошадь на перрон и осадил её у самого вагона. Станционный жандарм оторопел, не зная, свистеть ли тревогу и задерживать нарушителя или вытягиваться во фрунт, ожидая особы. На всякий случай заложил свисток в рот и вытянулся рядом с дугой.

— Прими чемодан.

Голос властный, — знакомый.

— Здравия желаю, Аркадий Илларионыч, — рявкнул жандарм, подхватил чемодан и выплюнул изо рта ненужный свисток,

— С приездом вас, Аркадий Илларионыч, — рявкнул снова, укладывая чемодан в сани и помогая Ваницкому поудобнее усесться рядом с Бельковым. Почтительно прошептал — Премного благодарен, Аркадий Илларионыч, — и опустил в карман голубой шинели хрустящую бумажку.

— Но-о, пошел! — крикнул извозчик, и огненно-рыжий жеребец вынес легкие сани на улицу.

Бельков начал доклад.

— Супруга ваша здорова.

— Тоскует, ждёт, — перебил Ваницкий. — При случае передайте ей, что и мы здоровы, и тоже тоскуем. Дальше.

Так начинался разговор при каждом возвращении Ваницкого в город. Бельков, давно уловивший издевательские нотки в тоне хозяина, как-то начал прямо с деловой части, опустив информацию о здоровье супруги.

— Стоп! — перебил Аркадий Илларионович. — Как здоровье жены? — и погрозил пальцем — Не забывайтесь, с-сударь!

— Правление железоделательных заводов, — продолжал доклад адвокат, — забраковало нашу руду с Юрмановского месторождения. Повышенное содержание глинозема.

— Прекрасно. Напишите письмо: Ваницкому нужны деньги и он предлагает правлению купить у него их акции. В случае отказа, выбросите их на биржу. Дальше. Как Баянкуль?

Много у Ваницкого дел. Только перед самым домом дошла очередь до Богомдарованного.

— Теперь Устин Рогачёв не хозяин прииска. Хозяйка его приемная дочь.

— Сысой?

— Да. Во время вашего отсутствия развернул такую кипучую деятельность…

— По расчистке дороги в омут. Взятки давал?

— Было.

— Все зафиксировать свидетельскими показаниями. А то, что во владение введена новая хозяйка — это нашему козырю в масть?

— Конечно, Аркадий Илларионович!

— Как Устин?

— После потери Богомдарованного устремился на Аркадьевский отвод. Нашёл себе инженера. Проходит шахту. Строит большую котельную и здание под золотомойную машину.

— Это, пожалуй, для нас преждевременно. А впрочем, какая разница: месяцем раньше, месяцем позже. Но Сысою надо всыпать горячих. Сегодня воскресенье?