Уильям Теккерей - История очередной французской революции

"Разбитое окно - три франка, - сказал монарх, - и пышки, конечно, тоже пропали!" И он, брюзжа, уселся за стол. Ах, король Луи-Филипп, этот выстрел стоил тебе дороже оконного стекла - дороже блюда с пышками, - он стоил тебе прекрасного королевства и пятидесяти миллионов налогоплательщиков.

Пушка выпалила с Картофельного форта.

- Боже праведный! - в бешенстве сказал командующий фортом ирландскому принцу. - Что вы наделали, ваше высочество?

- Тьфу! - отвечал тот. - Просто мы с Доннегалом увидели воробья на крыше Тюильри и решили пальнуть по нему, только и всего.

"Ур-р-ра-а! Ложись!" - закричали тут бесстрашные ирландцы; ибо в этот миг один из снарядов Пехена ударил в контрэскарп люнета, где они стояли, и равелин с несколькими амбразурами взлетел на воздух.

Двадцать третий форт, сохранявший верность Луи-Филиппу, видя, что Двадцать четвертый, или Картофельный, обстреливает Тюильри, незамедлительно открыл ответный огонь из своих орудий, обрушив его на форт приверженцев Бурбонов. Видя это, Двадцать второй форт, где засели сторонники императора, принялся поливать огнем Двадцать третий. Двадцать первый обстрелял Двадцать второй; и через четверть часа вся обширная линия укрепления была в огне, сверкала, ревела, гремела, трещала, палила самым основательным образом. Можно не сомневаться, что никогда ни до, ни после этого мир не слышал такого дикого шума. Представьте себе яростный грохот двадцати четырех тысяч пушек. Представьте небо, покрытое багровым заревом сотен тысяч сверкающих бронзовых метеоров; воздух, в котором повисла непроницаемая завеса дыма, - чуть ли не всю вселенную в огне! Ибо грохот канонады был слышен даже на вершине Анд, от него вылетели стекла в трех окнах на английской фабрике в Кантоне. Бах, бах, бах! Три дня не стихало это гигантское - я бы сказал циклопическое побоище. Бах, бах, бах, трах! Ядра носились повсюду: они метались, сшибались в поднебесье и вновь падали, свистя, вертясь, круша, на те же форты, с которых были пущены! Трах, трах, трах - тар-р-рарах!

На второй день можно было бы увидеть (если бы позволил дым), людей, собирающихся у ворот Картофельного форта, и услышать (если бы не мешал оглушительный грохот канонады), как они обмениваются таинственными сигналами. "Том", - послышался шепот. "Стил", - глухо донеслось в ответ. (Просто поразительно, как человеческий шепот способен перекрыть рев стихий!) Это собиралась Ирландская бригада. "Ну, ребята, теперь или никогда!" сказали им их вожди; и, сунув свои глиняные трубки в рот, они тайно прокрались в траншеи, не обращая внимания на осколки стекла и обломки стальных клинков; потом вылезли из траншей; бесшумно построились в боевой порядок и двинулись на Париж/Они знали, что войдут туда незаметно, - и в самом деле, никто не обратил внимания на их отсутствие.

Легкомысленные парижане тем временем, как обычно, развлекались в театрах и кафе; в фойе только и было разговоров, что о новой пьесе с участием Арналя; и новая статья мсье Эжена Сю так приковывала внимание читателя к газете, что он не обращал никакого внимания на содом, царивший за стенами.

Глава IX

Людовик XVII

Однако гром канонады произвел самое неожиданное действие на обитателей знаменитого Шарантонского сумасшедшего дома, куда, не забудьте, словно в насмешку, был водворен Людовик XVII. Его величественная осанка, невозмутимость, справедливость его притязаний наполняли благоговением и трепетом четыре тысячи его товарищей по заточению. Китайский император, принцесса Лунного королевства, Юлий Цезарь, святая Женевьева, святой покровитель города Парижа, папа Римский, мексиканский касик и еще несколько знаменитых и славных личностей, которым довелось туда попасть, держали совет с Людовиком XVII, и все согласились, что час пробил, - теперь или никогда следует поддержать его законные права на французский престол. На рев канонады они отвечали воем яростного ликования. Они приняли решение и выполнили его: набросились на доктора Пинеля и презренных тюремщиков, которые, под видом санитаров, держали их в ужасном плену, и во мгновение ока одолели их. С буйных пленников, томившихся в подвалах, были сняты смирительные рубашки; в эту постыдную одежду были облачены санитары, и их с торжествующим смехом втолкнули под холодный душ. Ворота тюрьмы распахнулись, и герои двинулись в самое пекло!

* * *

На третий день канонада стала заметно стихать; лишь время от времени рявкала какая-нибудь пушка.

* * *

На четвертый день парижане говорили друг другу: "Tiens! Us sont fatigues, les cannoniers des forts!" {Ну, видно, они устали, эти пушкари с фортов (франц.).}

А почему? Потому что кончился порох? Да, действительно, порох кончился.

Кончился порох, кончились пушки, пушкари, форты, - ничего не осталось. Форты уничтожили друг друга. Грохот битвы стих. Темные тучи рассеялись. Серебристая луна и мерцающие звезды ласково смотрели с безмятежных небес, и вокруг все было мир и покой - покой смерти. Священное, священное молчание!

Да, битва за Париж была окончена. Но где же бойцы? Все полегли - все до единого! А Луи-Филипп? Достославный государь взят в плен в Тюильри; Ирландская бригада окружила дворец: она явилась туда с небольшим опозданием - он уже был занят приверженцами его величества Людовика XVII.

Этот высоконравственный монарх и его сторонники лучше знали дорогу в Тюильри, чем невежественные сыны Эрина. Они прорвали слабый заслон гвардейцев, победоносно вбежали в величественные залы дворца, усадили семнадцатого Людовика на трон его предков, и парижане прочли в "Деба" от пятого ноября знаменитую статью, возвестившую, что гражданская война окончена:

"Наступил конец бедствиям, раздиравшим величайшую державу мира. Европа, которая скорбела о смутах, волновавших грудь Королевы Наций, стоящей во главе цивилизации, теперь может успокоиться. Монарх, о котором мы так давно мечтали, чей образ был скрыт от нас, и все же - о! - так страстно лелеем в сердце каждого француза, снова с нами. Да пребудет с ним благословение божие; да будет тысячу раз благословенна счастливая страна, которая наконец возвращена под его благодетельную, законную и мудрую власть!

Христианнейший из королей Людовик XVII вчера прибыл во дворец Тюильри в сопровождении своих августейших союзников. Его королевское высочество герцог Орлеанский вновь занял пост наместника королевства и вскоре вернется в свою резиденцию в Пале-Рояль. Величайшее счастье, что дети его высочества, находившиеся в бывших фортах Парижа (перед обстрелом, который так удачно завершился их разрушением), вернулись к отцу еще до начала канонады. Они и впредь, как доныне, останутся самыми преданными приверженцами порядка и трона.

Невозможно без слез читать воззвание нашего августейшего монарха.