Уильям Теккерей - История очередной французской революции

Зная, какое сокрушительное оружие являет собой штык в руках британца, бесстрашный Дженкинс решил развить свой успех и обрушил на легкую пехоту де Болвана (которая теперь оказалась перед ним) холодное оружие. Французы дали залп, одна пуля угодила в кокарду Дженкинс а, но скрестить оружие так и не пришлось. "Француз умирает, но не сдается", - сказал де Болван, отдавая свою шпагу, а весь его полк был изрублен, растоптан или взят в плен. Кровь англичан взыграла в этой горячей схватке. Их ругательства были ужасны; их храбрость - беспредельна. "Вперед! Вперед!" - хрипло кричали они; путь им преградил второй полк, но и он был раздавлен, искрошен в свирепой, сокрушающей схватке. "За Дженкинса! За Дженкинса! - по-прежнему ревел отважный герцог. - Святой Георгий да хранит Мэйфэр!" Английские пехотинцы по-прежнему издавали свой ужасающий боевой клич: "Ура, ур-ра-а!" И мчались все вперед. Они истребляли один полк за другим, пока наконец французские войска, напуганные одним видом наступающих воинов, в страхе не обратились в бегство с отчаянными воплями. Собрав вокруг себя горстку отставших пехотинцев, Немур решился на последнюю отчаянную попытку. Но тщетно: колонны сошлись, и в следующий миг всесокрушающая дубина герцога Дженкинса выбила жезл из руки принца Орлеанского; этим же оружием были перебиты ноги его коня. Заржав в предсмертной агонии, благородное животное рухнуло наземь. Рука Дженкинса мгновенно ухватила принца за шиворот, и если б он тотчас не прошептал: "Je me rends" {Сдаюсь (франц.).}, - то задохнулся бы в этой ужасной схватке.

Триста сорок два знамени, семьдесят девять полков, личные вещи солдат и офицеров, снаряжение и денежные ящики попали в руки победившего герцога. Он отомстил за поруганную честь старушки Англии; и когда он лично вручал шпагу побежденного Немура принцу Генриху, который подъехал на место сражения, принц прослезился, бросился к нему на шею и сказал: "Герцог, я обязан короной своему святому покровителю и вам". Это была поистине славная победа: но чего не сделает английская доблесть?

Принц Немурский отправил в Париж короткое послание, гласившее: "Государь, все потеряно, кроме чести", - после чего был препровожден в тюрьму; и, несмотря на ходатайства пленившего его Дженкинса, вряд ли с ним обращались почтительно. Духовенство и дворянские полки, которые вернулись, когда сражение было закончено, требовали, чтобы принца расстреляли на месте, и громко роптали против cet Anglais brutal {Этого английского скота (франц.).}, который заступился за пленника. Генрих V даровал принцу жизнь; но, несомненно, введенный в заблуждение своими благородными и духовными советниками, обращался со славным английским герцогом подчеркнуто холодно и в тот вечер даже не пригласил его к ужину.

"Ну что ж! - сказал Дженкинс. - Я отлично поужинаю со своими веселыми друзьями". И в самом деле, в тот день были ограблены примерно двадцать восемь тысяч человек, и англичане, получив львиную долю добычи, имели полную возможность веселиться. Всех пленных (25403) без труда заставили надеть белые кокарды. У большинства этот знак верности уже был наготове, зашитый в фланелевые жилетки, где, по их клятвенным заверениям, они носили их с самого 1830 года. Этому вполне можно поверить, что мы и не преминем сделать; а принц Генрих был слишком расчетлив или слишком благодушен в минуту победы, чтобы усомниться в искренности клятв своих новых подданных, и милостиво пригласил полковников и генералов к своей трапезе.

Наутро было оглашено воззвание к обеим объединившимся армиям.

"Верные солдаты Франции и Наварры, - провозгласил принц, - святые даровали нам великую победу - враги нашей веры повержены, лилии вернулись на родную почву. Вчера в одиннадцать утра армия под моим командованием, несмотря на троекратное численное превосходство противника, вступила в бой с армией, предводительствуемой его светлостью принцем Немурским. Однако моя верная кавалерия и дворяне сравняли силы.

Полки "Флердоранж", "Полевые цветы" и "Одеколон" покрыли себя неувядаемой славой: они изрубили многие тысячи врагов. Их доблести умело споспешествовала храбрость духовных отцов: в минуту опасности они сплотились вокруг моего знамени и, сменив посох на шпагу, показали, что поистине принадлежат к воинствующей церкви.

Мои верные ирландские друзья вели себя с подобающим героизмом, - но к чему вдаваться в подробности, если каждый выполнил свой долг? Как упомнить действия отдельных людей, если все вели себя как герои?"

Маршал Франции Рафинад де Цитрон, главнокомандующий вооруженными силами его величества - христианнейшего из королей, представил к повышению в чине около трех тысяч человек; нетрудно представить себе возмущение Дженкинса и его храбрецов, если, как утверждают, они не были даже упомянуты в донесении!

Что же до принцев Вэллибеньонского, Доннегальского и Коннемарского, то они отправили своим правительствам депеши, гласившие: "Герцог Немурский разбит и взят в плен! Все это дело рук ирландцев!" По этому поводу его величество король Ирландии, созвав свой парламент в здании Хлебной биржи, произнес речь, в которой назвал Луи-Филиппа "старым негодяем" и рассыпался в похвалах своему сыну и его войску. По этому случаю король посвятил в рыцари сэра Генри Шихена, а также сэра Гэвена Даффи (чьи газеты напечатали сообщения о победе), и был так горд доблестью своего сына, что послал ему орден Свиньи и Свистка (первой степени) и щедрый подарок - вексель на пять тысяч фунтов стерлингов сроком на три месяца. Весь Дублин был иллюминирован; и на балу в королевском замке лорд-канцлер Смит (граф Смитский), нализавшись, вызвал на дуэль лорд-епископа Галуэйского ("Голубя"), и они дрались в парке Феникс. Прострелив навылет его преосвященство, граф Смитский принес извинения. Это был тот самый адвокат, который так прославился на памятном процессе короля - перед принятием Закона о Независимости.

Тем временем армия принца Генриха семимильными шагами продвигалась к Парижу, куда должно последовать вслед за ней и историку; ибо в этой столице назревали события поистине необычайные.

Глава VII

Осада Парижа

В силу удивительного совпадения, в тот же самый день, когда войска Генриха V по Западной дороге подступили к Парижу, войска императора Джона Томаса Наполеона подошли туда с севера. Между авангардами произошли стычки, было много убитых.

"Bon! {Прекрасно (франц.).} - подумал король Луи-Филипп, разглядывая их со своей башни. - Теперь-то они перебьют друг друга. Это, без сомнения, самый дешевый способ от них избавиться". Подсчеты проницательного монарха были восхитительно выражены принцем Бэллибеньонским.

- Тьфу, Гарри, - сказал он (с фамильярностью, от которой педантичного сына святого Людовика покоробило), - ты и вон тот тип, ну, словом, этот император, совсем как коты из Килкении, мой милый.